Сейчас многие официальные лица Чечни агитируют за то, что мир придет тогда, когда чеченцам будут доверять. Но проблема не в том, доверять ли чеченцам – русский народ как раз всегда был очень доверчив, а в том, как они воспользуются этим доверием. Те, кто по воле судьбы регулярно общался с «горячими чеченскими парнями» не на официальном уровне, а на бытовом, знают: эти ребята ой как не просты! Они могут уверять тебя в самом дружеском расположении и называть «братом», а в это время держать за пазухой нож и ждать, когда ты повернешься к ним спиной.
Поразительно и то, что до сих пор почти никто не говорил честно о том, как молодые и ретивые чеченские парни еще в советские времена, до всех последних войн, в которых они сейчас обвиняют Россиию, обращались с русскими, или, правильней будет сказать, не своими, не чеченскими женщинами, когда им случалось до них «дорваться». Своих-то нельзя обидеть, потому что за это жизнью ответить можно, а вот чужих – запросто.
Мне в руки попало письмо, написанное 15 лет назад девушкой, которая столкнулась с подобным обращением. Тогда она пыталась обнародовать это письмо в московской прессе, но ей отказали во всех редакциях, куда она обращалась, аргументируя тем, что опубликование такого письма может оскорбить национальные чувства чеченцев.
Только теперь, когда пресса меньше стала бояться «оскорбить национальные чувства», появилась возможность опубликовать этот крик души. Вот он.
«Я коренная москвичка. Учусь в одном из московских вузов. Полтора года назад со мной случилась история, которую я только теперь могу рассказать без истерик. И думаю, что должна ее рассказать.
Моя подруга, которая училась в МГУ им. Ломоносова, пригласила меня в гости в свое общежитие, где она живет (оно называется ДАС – дом аспирантов и стажеров). Я прежде уже бывала там. Обычно пройти в общежитие было несложно, но на этот раз вахтерша категорически не хотела пропускать меня, потребовав оставить документ. Я отдала ей студенческий и поднялась в комнату подруги – назову ее Надя. Потом мы вместе с ней пошли в общежитское кафе на первом этаже, где заказали кофе и пару бутербродов.
Некоторое время спустя к нам подсел один давний Надин знакомый кавказской внешности. Надя познакомила меня с ним, и он пригласил нас перебраться из кафе в его комнату - поболтать в расслабленной обстановке, посмотреть видеофильмы, выпить немного вина.
Я сразу отказалась, объяснив, что уже время не раннее, и скоро пора будет домой. На что Руслан – так завали парня – возразил: зачем ехать домой, если можно остаться ночевать здесь, в комнате подруги? Мол, настоящая жизнь в общаге начинается именно ночью; неужели московской девочке не интересно узнать, как живут иногородние студенты? Ведь это свой очень самобытный мирок…
Мне и впрямь было интересно. О чем я ему и сказала. Добавив, что остаться, однако, все равно невозможно, потому что вахтерша забрала студенческий и строго предупредила, что забрать я его должна до 11 вечера, иначе она его куда-то сдаст.
Какие проблемы? – сказал Руслан. – Я в два счета выкуплю твой студенческий!
И ушел. Пока его не было, я высказала подруге свои опасения: не опасно ли идти в комнату к незнакомому кавказскому мужчине? Но Надя меня успокоила, заявив, что Руслан – чеченец только по отцу, которого даже и не помнит, живет с мамой и вообще он тоже москвич.
Почему же он тогда живет в общежитии? – удивилась я.
Да он с матерью поссорился и решил здесь поселиться, - объяснила мне Надя. – Договорился со здешней администрацией. – И потом добавила: - Это здесь запросто. В общежитиях МГУ вообще чеченцам зеленый свет, даже если они вовсе не студенты. Просто потому, что главный начальник всех университетских общаг – чеченец, а у них свои клановые законы…
Тут вернулся Руслан, принес мой студенческий. И мы, накупив в кафе еды, направились к нему в гости (если можно так назвать посещение комнаты в общежитии). Решающим аргументом в пользу этого визита для меня стало, пожалуй, то, что парень выглядел привлекательным и не наглым. Естественно, общение предполагалось исключительно платоническое.
По дороге мы позвонили из автомата моей маме, и Надя заверила ее, что все будет хорошо, пусть она не беспокоится. Мама, скрепя сердце, разрешила мне остаться.
Усадив нас в своей комнате, Руслан сбегал за шампанским, поставил какой-то видеофильм – не порнографию, а нормальное кино, какой-то американский боевик. Говорил, что позже мы пойдем в другую комнату в гости к его приятелям с курса, где предполагается большая веселая компания парней и девчонок. Я была домашней девочкой, мне редко удавалось оказаться в «большой шумной компании», поэтому эта перспектива меня прельстила.
Когда было уже ближе к полночи, в дверь постучали. Руслан открыл без вопросов, и в комнату вошли трое молодых людей. Сразу возникла напряженная обстановка.
Это здешние чеченцы, - шепотом сказала мне Надя. – У них с Русланом какие-то общие дела.
Однако вошедшие расселись по-хозяйски и о делах говорить не торопились. Зато стали бросать на нас с подругой недвусмысленные взгляды. Мне стало не по себе, и я обратилась к Руслану:
Знаешь, мы, пожалуй, пойдем. У вас тут, наверное, какой-то серьезный разговор. В общем, спасибо за вечер.
Руслан хотел что-то ответить, но тут самый маленький из пришедших (хотя по возрасту он, судя по всему, был самый старший) громко перебил его:
Ну что вы, девчонки, какие могут быть серьезные разговоры, когда вы здесь! Мы просто присоединимся к вашей компании – посидим, выпьем, поговорим о жизни.
Девушкам действительно пора. Они уже собирались уходить, - как-то не очень уверенно возразил Руслан.
Да ладно тебе, пусть посидят с нами немножко, мы их не обидим, - дружелюбно сказал маленький.
Один из гостей позвал Руслана поговорить в коридор, а маленький продолжал вести с нами дружескую беседу. Через некоторое время «гость» вернулся с еще двумя друзьями, хозяина с ними не было. Мы с Надей вновь попытались уйти, хотя к этому моменту стало очевидно, что нам не удастся так просто это сделать…
Тут маленький закрыл входную дверь, положил ключи к себе в карман и запросто сказал:
Пойдем-ка в ванную, девочка. И не советую сопротивляться, а то быстро личико попорчу».
Я испугалась и панически обдумывала, что же делать. А он продолжал:
Ну что ты, дурочка, плохо слышишь? Я ведь могу тебе и слух подправить! Например, ушко отрежу.
Он вытащил из кармана нож, нажал на кнопку. Лезвие выскочило с металлическим звуком. Он минуту поиграл ножом и вновь спрятал его в карман со словами:
Ну что, пойдем?
Как мне не было гадко, я решила, что лучше перетерплю несколько минут секса, чем всю жизнь потом буду мучаться с обезображенным лицом. И пошла в ванную.
Там я сделала последнюю попытку пробудить человечность в этом агрессивном существе, даже имя которого мне было неизвестно, убеждая отпустить меня и Надежду.
Лучше займи свой рот другим делом, - перебил он меня и расстегнул брюки.
Получив удовлетворение, сексуальный агрессор вроде как немного подобрел. По крайней мере, выражение его лица стало более мягким.
У тебя нет желания присоединиться к своей подружке? – спросил он.
В каком смысле? – поинтересовалась я.
В том, что ее всю ночь будут трахать четверо ненасытных жеребцов. Но я же лучше, правда? Ну, я же лучше? – настаивал он.
А что, у меня есть выбор? – обреченно спросила я.
Ты права, у тебя нет выбора. Ты поедешь со мной ко мне домой. Если, конечно, не хочешь, чтобы тебе и твоей подружке было совсем плохо.
Я, естественно, не хотела. Вышла из ванной и, стараясь не смотреть в сторону кровати, на которой происходило что-то отвратительное, пошла к входной двери.
Закройте за нами, - дал на прощание указание своим мой конвоир.
На выходе из общежития, увидев вахтершу и рядом с ней телефон, я решила воспользоваться этим, как мне показалось, шансом к спасению.
Мне нужно позвонить домой! – громко сказала я, кинувшись к телефону.
Но не успела даже схватить трубку, как почувствовала сильный удар по затылку и упала на бетонный пол.
Совсем одурела от наркотиков. У нее и дома-то нет. Бомжиха и проститутка, - услышала я голос своего мучителя.
Куда же ты ее ведешь? – робко спросила вахтерша.
В милицию. Она пыталась обчистить мою комнату и приставала к моим друзьям. Вставай, сучка, пошли! Быстро!
Он схватил меня за воротник и, рывком поднимая с пола, порвал на мне кофту.
Ты бы полегче, - пролепетала вахтерша. – Зачем уж так уж?
Я бросила на бабушку взгляд, полный мольбы, когда маленький зверек уже выволакивал меня на улицу.
Ты что, идиотка, жить не хочешь? Лучше не рыпайся! – прокомментировал он мою попытку освобождения.
И тогда я подумала: лучше просто перетерпеть этот ужас. Если, конечно, меня все равно, в конце концов, не зарежут.
Зверек поймал такси, шепотом сказал водителю место назначения, затолкал меня на заднее сиденье, залез рядом, и мы поехали.
Отдохни, дорогая, ты устала, - сахарным голосом сказал он, схватив меня за голову и ткнув моим лицом в его колени.
Так я и лежала, не видя пути. А он – и это было совсем невыносимым издевательством – всю дорогу гладил меня по волосам. Если же я пыталась поднять голову, впивался пальцем в шею где-то в районе солнечной артерии.
Дом, у которого мы остановились, был самым обычным. На двери квартиры номер отсутствовал.
Открыв дверь своим ключом, он втолкнул меня в прихожую и следом вошел сам, громко сообщая кому-то:
Кто хочет женщину? Принимайте гостей!
Здесь живут мои братья. Будь с ними поласковей.
«Братьев» оказалось семеро. И по сравнению с ними тот, кто притащил меня сюда, показался просто карликом. Или, скорее, шакалом, заискивающим перед тиграми в желании им угодить. Это были здоровенные мужчины с мускулистыми фигурами и с таким лицами, какие, наверное, бывают у профессиональных убийц в нерабочее время. Они сидели на кроватях, которых в комнате было целых пять, смотрели телевизор и распивали вино. И еще я почувствовала какой-то неизвестный мне тогда сладковатый запах. Глядя на это «собрание», сквозь муки головной боли я поняла, что мне очень-очень-очень не повезло.
С первого взгляда на меня измученную они, видимо, все решили, что я обычная дешевая проститутка. Встретили меня, если можно так сказать, доброжелательно: усадили в кресло, предложили выпить и покурить «травки». Когда я отказалась, один из «тигров», недоверчиво взглянув на меня, спросил «шакала»:
Ты где ее взял?
В общежитии, - весело ответил тот.
Я москвичка, у меня есть папа и мама, - не выдержала я, отчаянно ища защиты.
«Шакал» тут же стал суетливо что-то объяснять своим «братьям» на непонятном мне языке. «Тигр» тоже говорил на чеченском, но по голосу и выражению лица было ясно, что он недоволен. Потом к ним присоединились остальные, и их разговор перерос в спор. А мне оставалось только смотреть на них и молча молить Бога, чтобы этот спор закончился для меня удачно.
Когда препирательства завершились, несколько «тигров» стали укладываться спать, а один из них, самый молодой, повел меня в другую комнату. В этой маленькой комнате стояло только две кровати. Он стащил с них на пол матрасы, вместе с бельем расположил на полу, пригласил сесть, уселся рядом и принялся вкрадчивым голосом со мной беседовать. Я машинально отвечала, но думала совсем о другом – голова была целиком занята страхом.
Наконец, он приказал мне раздеться – и начался очередной сеанс кошмара. Нет, он не издевался надо мной откровенно и даже предоставлял некоторую свободу действий, но от этого мне не становилось легче. Все тело болело, голова раскалывалась и жутко хотелось спать. Я осознала, что если бы меня сейчас принялись охаживать ногами, это бы для меня мало что изменило. Мне очень хотелось потерять сознание – хотя бы на какое-то время, и еще я сожалела, что не покурила того, чего они там предлагали. Потому что самым ужасным было, как мое ясное сознание воспринимало абсолютно четко каждую деталь. И время длилось так медленно!
Когда «тигр» несколько раз «облегчился», он ушел, и я стала одеваться. Но тут в комнату заскочил «шакал», схватил мою одежду и, прикрикнув для верности, выбежал за дверь. И сразу появился следующий претендент на мое тело.
Хорошая это, конечно, пословица: «Если тебя насилуют, расслабься и постарайся получить удовольствие». Расслабиться-то я себя заставила, насколько это было возможно в такой ситуации, когда тебя бьет мелкой дрожью от страха, а вот с удовольствием дело было совсем плохо. Хуже плохого.
После второго «тигра» снова прибежал «шакал». На этот раз он сам стал раздеваться, и я совсем пала духом. Пожалуй, я бы предпочла, чтобы меня изнасиловал еще кто-то из «тигров». Они хотя бы не издевались надо мной так ехидно, исподтишка – не дергали за волосы, не пытались выломать пальцы, не щипали до судорог по всему телу. «Шакал» это все делал, причем с большим удовольствием. Зато он принес с собой набитую «травкой» папиросу, и потребовал, чтобы я вместе с ним покурила. На сей раз я не стала отказываться да это было и бесполезно.
Но никакого дурмана в голове у меня в результате так и не возникло, только еще сильнее стало тошнить. И со столь же ясной головой я выдержала третий и самый мучительный сеанс использования моего тела. И лишь когда маленькому «шавченку» надоело изгаляться над беспомощной жертвой, он оставил меня в покое, даже разрешил слегка одеться и отправил на кухню мыть посуду, пообещав сломать руки, если я что-нибудь разобью.
На кухне сидел самый крупный из здешних «братцев» - рыжеволосый чеченец, такой ленивый и степенный. Пока я дрожащими руками мыла посуду, он разговаривал со мной и даже пособолезновал немного. Сказал, что я действительно попала в «не очень приятную» ситуацию. Но когда раковина и мебель вокруг были освобождены от многочисленных тарелок и чашек, предложил мне вновь отправиться в ту маленькую комнату, из которой я вышла час назад.
Послушай, - обратилась я к нему, вновь пытаясь облегчить свою участь. - Ты такой солидный мужчина. Неужели ты станешь пользоваться женщиной, которую только что имели твои… подчиненные?
Я не собирался. Но сейчас, глядя на тебя, захотелось, - ответил он и добавил ласково: - Наш малыш совсем запугал тебя, да? Ну, ничего, расслабься. Я не буду тебя мучить так, как он.
Ах, какой добрый дяденька!
Я уже была готова к тому, что меня после всех этих развлечений просто убьют. Но меня отпустили. И «малыш» повез меня на такси, снова придавливая мою голову к своим коленям, и высадил рядом с общежитием.
Я зашла к подруге, чтобы сначала хоть как-то привести себя в порядок, а потом уже возвращаться домой к родителям. Надя лежала у себя в комнате, истерзанная еще больше, чем я, с разбитым лицом. Позже выяснилось, что ее насильники, помимо отвращения к мужчинам на всю жизнь, «одарили» ее еще и вензаболеваниями, причем, сразу триппером, трихомониазом и лобковыми вшами.
После такого Надя не могла больше оставаться в общежитии. В отличие от чеченцев, которые ее изнасиловали – они-то по-прежнему жили там препеваючи и, пока она не уехала, терроризировали ее: встречая где-нибудь в холле, обзывали проституткой и «заразной». Видимо, между собой они постановили, что это она их заразила. Так, естественно, им было удобнее – не надо было среди своих искать виновного. Только Руслан, который спровоцировал эту историю, извинился перед Надей и передал через нее извинения мне, но от этого было не легче.
Надежда забрала документы из университета и уехала в родной город. Там она сделала аборт и долго лечилась…
А я, получается, отделалась только испугом. Который теперь у меня, видимо, на всю жизнь. Когда я вижу мужчину кавказской внешности, меня начинает колотить. Особенно колотит при виде чеченцев – их от прочих кавказцев я могу отличить, что называется, невооруженным взглядом. Но лучше бы – вооруженным…»
Наверное, это письмо можно было бы не комментировать, но после многоточия хочется поставить точку. Хотя я не уверен, что получится ее поставить.
Изменилась ли ситуация с того времени, о котором идет речь в письме? Не знаю. Есть сведения, что «горячие чеченские парни» по-прежнему не прочь «поживиться» русскими девушками. Тем более что теперь у них имеется оправдание: мол, если русские мужчины с нами воюют, мы вправе обращаться с их женщинами так, как во времена варваров обращались с женщинами врагов – как с бесправной добычей.
И тут вопрос вот в чем: перестанут ли люди, считающие, что им все обязаны и все перед ними виноваты, насиловать наших женщин, если эта война вдруг закончится? Или они это по-прежнему будут делать с большим азартом, а мы будем молчать, чтобы не оскорбить их «национальные чувства»?
Cентябрь 1999 года. Дагестан. Уже месяц, как полыхает пламя развязанной в горах Ботлихского, Цумадинского и Буйнакского районов «освободительной» войны. Она нагрянула из соседней Чечни неожиданно и коварно.
Там в горах идет война, а здесь, севернее, в Новолакском районе относительно спокойно. Накануне, правда, командир ополчения поделился информацией, что на той стороне скопилось несколько тысяч боевиков, но как-то не верилось, что за зеленеющими мирными холмами собраны такие силы. Боевикам и без того туго. Скорее всего просто активизировался отряд какого-нибудь местного полевого командира.
Начальник маленькой заставы, занявшей всего пять дней назад господствующую высоту на юго-западной окраине селения Тухчар, старший лейтенант Василий Ташкин гадать не стал и, выйдя на связь с «Вершиной», так и доложил обстановку своему командованию, добавив, что за ними с той стороны ведется наблюдение.
В ответ получил указание утроить бдительность, выставить дополнительные наблюдательные пункты. За речкой Аксай - Чечня, большое село Ишхой-Юрт - бандитское гнездо. Застава готова к бою. Позиция для бээмпэшки выбрана удачная. Окопы оборудованы, сектора ведения огня пристреляны. Да и гарнизон заставы не зеленая молодежь, а двенадцать проверенных бойцов. Плюс соседи ополченцы слева и два поста дагестанской милиции внизу, на усиление которых и прибыли калачевцы - военнослужащие оперативной бригады внутренних войск. Хватило бы только боеприпасов: кроме БМП-2 с полным боекомплектом, есть еще ПК с семьюстами патронами, СВД и 120 патронов к ней, старенький «ручник Калашников» с трехсотшестьюдесятью патронами да по четыре магазина у автоматчиков. У него с замкомвзвода имеется еще по подствольному гранатомету да по четыре гранаты - эргэдэшки. Не густо, но в случае чего обещали прислать подмогу: батальон стоит в Дучи, это недалеко.
Впрочем, на войне как на войне.
— Тюленев, — вызвал Ташкин сержанта, — «Вершина» опять просит повысить бдительность. Сегодня ночью посты проверять буду сам!
— Ночь была душной и лунной. В двух километрах светились зловещие огоньки чеченского села, сильно пахло мятой, а в траве до утра стрекотали неугомонные кузнечики, мешая вслушиваться в ночную тишину.
Едва рассвело, Ташкин поднял отдыхающих бойцов и со снайпером перебрался на соседнюю горку, откуда, с позиций ополченцев, происходящее на сопредельной стороне было видно гораздо лучше даже без оптики. Отсюда четко просматривалось, как чеченцы, почти не таясь, переходят вброд мелководную речушку. Последние сомнения развеялись, это - война. Когда боевики, идущие густой цепью, стали видны невооруженным глазом, Ташкин дал команду на открытие огня. Тишину разорвала пулеметная очередь, упали два идущих впереди боевика, а уже следом загромыхали, зататакали и другие стволы. Застава приняла бой, когда солнце едва показалось из-за гор. День обещал быть жарким.
Как оказалось, боевики все же перехитрили калачевцев. Из тех же соображений, что в лоб заставу не взять, основными силами они ударили по ней с тыла, со стороны дагестанского села Гамиях. Сразу же пришлось забыть про все тщательно выверенные сектора обстрела и оставить оборудованную позицию для бээмпэшки. Она превратилась в кочующий, наносящий эффективный урон противнику «шайтан-арбу».
Боевики поняли, что сбить бойцов с высоты не удалось, а без этого входить в село было рискованно. Закрепившись на его окраине, в районе поселкового кладбища, они пытались достать солдат оттуда. Но сделать это им было нелегко. Не менее стойко, поддержанные с высотки огнем, дрались внизу и дагестанские милиционеры. А вот плохо вооруженные ополченцы были вынуждены оставить свои позиции, которые тут же заняли боевики.
Полевой командир Умар, руководивший операций из соседнего Ишхой-Юрта, заметно нервничал. Уже второй час его отряд, входивший в состав так называемого исламского полка особого назначения, фактически топтался на месте.
Но неравный бой не мог длиться бесконечно. Кончались боеприпасы, таяли силы, возрастало количество раненых. Вот боевики уже захватили одно КПП, а затем поселковый отдел милиции. Теперь они ворвались в селение и почти окружили горку. А вскоре подбили и БМП, которая лишь на минуту больше задержалась в поле зрения противника, выцеливая переезжающий речку ЗИЛ с бородачами. Экипаж героической «двушки» успел выбраться наружу, однако огнем сильно обожгло наводчика машины сибиряка рядового Алексея Полагаева.
Вид горящей техники с взрывающимся боекомплектом вызвал ликование боевиков, отвлек на некоторое время их внимание от продолжавших удерживать высоту военнослужащих. Но командир, поняв, что теперь это не просто опасно, но и невозможно, а главное, нецелесообразно, решил уходить. Путь был один - вниз к держащим оборону милиционерам второго КПП. Под прикрытием чадящей машины они смогли спуститься с горки, забрав с собой всех раненых. К восемнадцати защитникам единственного теперь пункта сопротивления в селении Тухчар добавилось еще тринадцать человек.
Русский офицер сумел сохранить жизнь всех своих подчиненных, выведя их с горки. В 7.30 утра пятого сентября связь «Вершины» с заставой «Тухчар» прервалась. Поняв, что уничтожить федералов не удалось, а при очередном штурме будут потери, к засевшим за бетонными блоками последним защитникам
селения боевики направили старейшин:
Боевики велели сказать, чтобы без оружия выходили, гарантировали жизнь.
- Сдаваться не будем, - последовал ответ.
Есть еще шанс выйти из боя, посчитали они, сохранив жизнь, оружие и честь. Пересчитав и разделив патроны, по-братски обнявшись напоследок, солдаты и милиционеры, прикрывая друг друга огнем, рванули к ближайшим домам. Раненых тащили на себе. Попав под плотный огонь боевиков, старший лейтенант Ташкин и еще четыре бойца заскочили в ближайшую постройку.
За несколько секунд до этого здесь погиб сержант милиции Абдулкасим Магомедов. В тот же момент полуобвалившееся здание было окружено, уйти не удалось. Боеприпасы были на исходе. Боевики снова предлагают сдаваться. Однако сами они не рискуют идти на штурм времянки, где засела лишь горстка вооруженных людей. Давят на психику. Обещают в случае отказа сжечь живьем. Бензин приготовили. Дают время на раздумье. В конце концов засылают парламентера, поседевшего за один день хозяина времянки. Были ли колебания в тот момент у наших ребят?
Жить хочется всегда и всем. Особенно остро это ощущается в минуту затишья, когда осознаешь, что жизнь так прекрасна! Да и солнце, такое ласковое, стоявшее теперь уже в зените, было такое яркое, такое жизнеутверждающее. День действительно выдался жарким.
Не верил сладким речам боевиков Василий Ташкин. Сердце-вещун да и кое-какой опыт подсказывали офицеру, что не оставят их в живых эти нелюди. Но глядя на своих мальчишек, в глазах которых читалась НАДЕЖДА, офицер все же решился и вышел из укрытия…
Моментально разоружив бойцов, грубо подталкивая их прикладами в спины, боевики погнали воинов в сторону дымящихся руин КПП. Сюда же вскоре привели обожженного и израненного наводчика БМП рядового Алексея Полагаева. Солдата, переодев в гражданское платье, спрятала в своем доме Гурум Джапарова. Не помогло. О местонахождении парня боевикам рассказали местные пацаны-чеченцы.
Совещание о судьбе военнослужащих было недолгим. Амир Умар по радиостанции приказал «казнить русских собак», слишком много его воинов они положили в бою.
— Первым вывели на казнь рядового Бориса Эрднеева из Калмыкии. Клинком перерезали ему горло. Жители Тухчара, оцепенев от ужаса, наблюдали за расправой. Бойцы были беззащитными, но не сломленными. Они уходили из жизни непобежденными.
Они погибли в Тухчаре
Казнь российских солдат чеченскими боевиками снимали на видеокамеру, которая бесстрастно зафиксировала последние минуты жизни воинов.
Кто-то принимает смерть молча, кто-то вырывается из рук палачей.
Сейчас недалеко от места казни снова располагается КПП дагестанской милиции, прикрывающий дорогу в чеченский поселок Галайты. Прошло пять лет, многое изменилось в отношениях между соседними республиками. Но так же с опаской и недоверием поглядывают жители Тухчара в сторону беспокойного и непредсказуемого соседа.
Нет больше на высотке войсковой заставы. Вместо нее возвышается православный крест, символ вечной победы жизни над смертью. Их было тринадцать, шестеро приняли смерть, взойдя на Голгофу. Запомним их имена:
«Груз — 200» прибыл и на Кизнерскую землю. В боях за освобождение Дагестана от бандитских формирований погиб уроженец д. Ишек колхоза «Звезда» и выпускник нашей школы Алексей Иванович Паранин. Алексей родился 25 января 1980 года. Закончил Верхнетыжминскую основную школу. Был очень любознательным, бойким, смелым мальчиком. Затем – учеба в Можгинском ГПТУ № 12, где он получил профессию каменщика. Поработать, правда, не успел, призвали в армию. Служил на Северном Кавказе более года. И вот – .
Прошел несколько боев. В ночь с 5 на 6 сентября боевая машина пехоты, на которой Алексей служил оператором-наводчиком, была передана Липецкому ОМОНу, и охраняла блок-пост под селом . Напавшие ночью боевики подожгли БМП. Солдаты покинули машину и вели бой, но он был слишком неравным. Всех раненых зверски добили. Мы все скорбим по поводу гибели Алексея. Слов утешения трудно найти. 26 ноября 2007 года на здании школы установили мемориальную доску.
На открытии мемориальной доски присутствовала мать Алексея — Людмила Алексеевна и представители от отдела молодежи из района. Сейчас мы начинаем оформлять альбом о нем, есть стенд в школе, посвященный Алексею.
Помимо Алексея в Чеченской кампании участвовали еще четыре ученика нашей школы: Кадров Эдуард, Иванов Александр, Анисимов Алексей и Киселев Алексей, награжденный орденом «Мужества» Очень страшно и горько когда погибают молодые ребята. В семье Параниных было трое детей, но сын – единственный. Иван Алексеевич, отец Алексея, работает трактористом в колхозе «Звезда», мать Людмила Алексеевна – работница школы.
Эрднеев Борис Озинович (за несколько секунд до гибели)
(Использован очерк «Защищая Тухчар»)
Из чеченских убийц в руки правосудия попали только трое: Тамерлан Хасаев, Ислам Мукаев, Арби Дандаев
Первым из головорезов в руки правоохранительных органов попал Тамерлан Хасаев. Осужденный на восемь с половиной лет за похищение человека в декабре 2001 года, он отбывал срок в колонии строгого режима на территории Кировской области, когда следствию благодаря видеопленке, изъятой в ходе спецоперации на территории Чечни, удалось установить, что именно он – один из тех, кто участвовал в кровавой резне на окраине Тухчара.
В отряде Хасаев оказался в начале сентября 1999-го – один из друзей соблазнил его возможностью заполучить в походе на Дагестан трофейное оружие, которое потом можно было бы выгодно продать. Так Хасаев оказался в банде эмира Умара, подчинявшейся небезызвестному командиру ‘исламского полка особого назначения’ Абдулмалику Межидову, заместителю Шамиля Басаева…
В феврале 2002 года Хасаева перевели в махачкалинский СИЗО и показали запись казни. Отпираться он не стал. Тем более что в деле уже имелись показания жителей Тухчара, уверенно опознавших Хасаева по фотографии, присланной из колонии. (Боевики особенно не скрывались, а сама казнь была видна даже из окон домов на краю села). Хасаев выделялся среди облаченных в камуфляж боевиков белой футболкой.
Процесс по делу Хасаева состоялся в Верховном суде Дагестана в октябре 2002 года. Он признал себя виновным лишь частично: ‘Признаю участие в НВФ, оружие и вторжение. А солдата я не резал… Я только подошел к нему с ножом. До этого зарезали двоих. Когда я увидел эту картину, то отказался резать, отдал нож другому’.
«Они первые начали, – рассказал Хасаев о бое в Тухчаре. – БМП открыл огонь, и Умар приказал гранатометчикам занять позиции. А когда я сказал, что такого уговора не было, он приставил ко мне трех боевиков. С тех пор я сам был у них как заложник».
За участие в вооруженном мятеже боевик получил 15 лет, за хищение оружия – 10, за участие в НВФ и незаконное ношение оружия – по пять. За посягательство на жизнь военнослужащего Хасаев, по мнению суда, заслужил смертную казнь, однако в связи с мораторием на ее применение была избрана альтернативная мера наказания – пожизненное заключение.
Ислам Мукаев (25 лет лишения свободы — в 2005)
Известно, что в июле 1999 года Мукаев вступил в Карпинский джамаат (названный так по грозненскому микрорайону Карпинка), возглавляемый эмиром Умаром, и уже в сентябре принял участие в рейде на Дагестан. После боя бандиты захватили пост, потеряв при этом четырех человек. Среди них был и двоюродный брат Мукаева.
Ему, как и другим родственникам погибших боевиков, предложили принять участие в казни солдат, чтобы ‘взять кровную месть’. Мукаев сказал, что резать горло не сможет. Однако во время казни помог убить командира взвода Василия Ташкина. Офицер вырывался, и тогда Мукаев ударил его и держал за руки, пока другой боевик наконец не добил старшего лейтенанта.
Арби Дандаев (пожизненное в 2009). Остальные участники расправы до сих пор в «федеральном розыске». Апрель, 2009 год
В Верховном суде Дагестана завершился третий процесс по делу о казни шестерых российских военнослужащих в селе Тухчар Новолакского района в сентябре 1999 года. Один из участников казни, 35-летний Арби Дандаев, который, по мнению суда, лично перерезал горло старшему лейтенанту Василию Ташкину, признан виновным и приговорен к пожизненному лишению свободы в колонии особого режима.
Бывший сотрудник национальной службы безопасности Ичкерии Арби Дандаев, по данным следствия, принимал участие в банд Шамиля Басаева и на Дагестан в 1999 году. В начале сентября он вступил в отряд под руководством эмира Умара Карпинского, который 5 сентября того же года вторгся на территорию Новолакского района республики.
Из чеченского села Галайты боевики направились в дагестанское село Тухчар - дорогу охранял блокпост, на котором несли службу дагестанские милиционеры. На сопке их прикрывал БМП и 13 солдат из бригады внутренних войск. Но боевики зашли в село с тыла и, захватив после короткого боя поселковый отдел милиции, стали обстреливать сопку.
Зарытая в землю БМП нанесла немалый урон нападавшим, но, когда кольцо окружения стало сжиматься, старший лейтенант Василий Ташкин приказал выгнать бронемашину из окопа и открыть огонь через реку по автомобилю, который подвозил боевиков.
Десятиминутная заминка оказалась для солдат роковой: выстрелом из гранатомета у БМП снесло башню. Наводчик погиб на месте, а водитель Алексей Полагаев был контужен. Выжившие защитники блокпоста добрались до села и стали прятаться - кто в подвалах и на чердаках, а кто в кукурузных зарослях.
Спустя полчаса боевики по приказу эмира Умара стали обыскивать село, и пятерым военнослужащим, спрятавшимся в подвале одного из домов, после короткой перестрелки пришлось сдаться - в ответ на автоматную очередь прозвучал выстрел из гранатомета. Через некоторое время к пленникам присоединился Алексей Полагаев - боевики «вычислили» его в одном из соседних домов, где его прятала хозяйка.
По приказу эмира Умара пленных отвели на поляну рядом с блокпостом. Дальнейшее скрупулезно зафиксировал на камеру оператор боевиков. Четверо назначенных командиром боевиков палачей поочередно выполнили приказ, перерезав горло офицеру и трем солдатам (один из военнослужащих пытался бежать, но его застрелили). С шестой жертвой эмир Умар расправился лично.
Умар Карпинский (Эдилсултанов) в центре. Амир Карпинского джамаата. Лично расправился над Алексеем Полагаевым - погиб спустя 5 месяцев при попытке прорыва из Грозного.
Арби Дандаев более восьми лет скрывался от правосудия, однако 3 апреля 2008 года чеченские милиционеры задержали его в Грозном. Ему были предъявлены обвинения в участии в устойчивой преступной группе (банде) и совершаемых ею нападениях, вооруженном мятеже с целью изменения территориальной целостности России, а также в посягательстве на жизнь сотрудников правоохранительных органов и незаконном обороте оружия.
Согласно материалам следствия, боевик Дандаев явился с повинной, признался в совершенных преступлениях и подтвердил свои показания, когда его вывезли на место казни. В Верховном суде Дагестана, однако, он свою вину не признал, заявив, что явка состоялась под принуждением, и отказался от дачи показаний.
Тем не менее суд признал его прежние показания допустимыми и достоверными, поскольку они были даны с участием адвоката и никаких жалоб на следствие от него не поступало. В суде была исследована видеозапись казни, и, хотя узнать подсудимого Дандаева в бородатом палаче было сложно, суд принял во внимание, что на записи было отчетливо слышно, как произносится имя Арби.
Были допрошены также жители села Тухчар. Один из них узнал подсудимого Дандаева, но суд отнесся к его словам критически, учитывая преклонный возраст свидетеля и путаницу в его показаниях.
Выступая в прениях, адвокаты Константин Сухачев и Константин Мудунов просили суд либо возобновить судебное следствие, проведя экспертизы и вызвав новых свидетелей, либо оправдать подсудимого. Обвиняемый Дандаев в последнем слове заявил, что знает, кто руководил казнью, этот человек на свободе, и он может назвать его фамилию, если суд возобновит следствие. Судебное следствие было возобновлено, но только для того, чтобы допросить подсудимого.
В итоге исследованные доказательства не оставили у суда сомнений в том, что подсудимый Дандаев виновен. Между тем защита считает, что суд поторопился и не исследовал многие важные для дела обстоятельства.
Например, не допросил уже осужденного в 2005 году участника казни в Тухчаре Ислана Мукаева (еще один из палачей, Тамерлан Хасаев, был приговорен к пожизненному заключению в октябре 2002 года и скончался вскоре в колонии).
«Практически все значимые для защиты ходатайства были судом отклонены,- заявил «Ъ» адвокат Константин Мудунов.- Так, мы неоднократно настаивали на повторной психолого-психиатрической экспертизе, поскольку первая была проведена с использованием сфальсифицированной амбулаторной карты. Суд отклонил это ходатайство. Он не был в достаточной мере объективен, и мы обжалуем приговор».
По словам родственников подсудимого, отклонения в психике появились у Арби Дандаева в 1995 году, после того как в Грозном российские военнослужащие ранили его младшего брата Альви, а спустя некоторое время из военного госпиталя вернули труп мальчика, у которого были изъяты внутренние органы (родственники связывают это с процветавшей в те годы в Чечне торговлей человеческими органами).
Как заявила в ходе прений защита, их отец Хамзат Дандаев добился возбуждения уголовного дела по этому факту, однако оно не расследуется. По мнению адвокатов, дело против Арби Дандаева было заведено, чтобы помешать его отцу добиться наказания виновных в смерти младшего сына. Эти доводы нашли отражение в приговоре, однако суд счел, что подсудимый вменяем, а по факту гибели его брата дело давно возбуждено и не имеет отношения к рассматриваемому.
В итоге суд переквалифицировал две статьи, касающиеся оружия и участия в банде. По мнению судьи Шихали Магомедова, подсудимый Дандаев приобрел оружие в одиночку, а не в составе группы, и участвовал в незаконных вооруженных формированиях, а не в банде.
Впрочем, эти две статьи на приговор не повлияли, поскольку по ним истек срок давности. А вот ст. 279 «Вооруженный мятеж» и ст. 317 «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа» потянули на 25 лет и пожизненное заключение.
При этом суд учел и смягчающие вину обстоятельства (наличие малолетних детей и явку с повинной), и отягчающие (наступление тяжких последствий и особую жестокость, с которой было совершено преступление).
Таким образом, несмотря на то, что гособвинитель просил всего 22 года, суд приговорил подсудимого Дандаева к пожизненному сроку.
Кроме того, суд удовлетворил гражданские иски родителей четверых погибших военнослужащих по возмещению морального вреда, суммы по которым составили от 200 тыс. до 2 млн руб.
Новые подробности Тухчарской трагедии
…Бои 1999 года в Новолакском районе трагическими событиями отозвалась и в Оренбургской области, и в Топчихинском районе Алтайского края, и в других русских деревнях. Как говорится в лакской поговорке, «война не рождает сыновей, война забирает родившихся сыновей». Пуля врага, убивающая сына, ранит и сердце матери.
Первого сентября 1999 года командир взвода старший лейтенант Василий Ташкин получил приказ выдвинуться к чечено-дагестанской границе на окраину села Тухчар Новолакского района. Недалеко от села на высоте бойцы вырыли окопы, подготовили место для боевой машины пехоты. От ближайшего чеченского села Ишхойюрт до Тухчара два километра. Пограничная река для боевиков не преграда. За ближайшей горкой другое чеченское село Галайты, где было полно вооружённых до зубов боевиков.
Заняв круговую оборону и наблюдая за селом Ишхойюрт в бинокль, старший лейтенант Василий Ташкин, выпускник Новосибирского училища внутренних войск, фиксировал передвижение боевиков, наличие огневых средств, слежку за своим постом. На сердце командира было неспокойно. Его задача - огневое прикрытие двух милицейских контрольно-пропускных пунктов: на въезде в Тухчар и на выезде из него в сторону Галайты.
Ташкин знал, что вооружённые только стрелковым оружием милиционеры с радостью восприняли появление его БМП-2 с солдатами на броне. Но он также понимал, в какой они, военнослужащие и милиционеры, опасности. Новолакский район был почему-то слабо прикрыт войсками. Рассчитывать можно было лишь на самих себя, на боевое содружество застав внутренних войск и дагестанской милиции. Но тринадцать военнослужащих на одной БМП - разве это застава?
Орудие БМП было направлено на высоту, за которой находилось чеченское село Галайты, но боевики рано утром 5 сентября ударили не там, где их ожидали: они открыли огонь с тыла. Силы были неравны. Первыми же выстрелами БМП эффективно поражала боевиков, стремившихся выбить бойцов внутренних войск с высоты, но радиочастоты оказались забиты чеченцами, и связаться с кем-либо не представлялось возможным. Милиционеры на КПП также дрались в кольце. Слабо оснащённые огневыми средствами, усиленные только тридцатью военнослужащими внутренних войск, они были обречены на гибель.
Старший лейтенант Ташкин, воюя на высоте, не ждал помощи. У дагестанских милиционеров кончались боеприпасы. Уже были захвачены КПП на въезде в Тухчар и поселковый отдел милиции. Всё яростнее натиск боевиков на окружённую высоту. На третьем часу боя БМП была подбита, загорелась и взорвалась. «Металл горел, как стог сена. Никогда бы не подумали, что железо может гореть таким ярким пламенем», - рассказывали очевидцы того неравного боя.
Враг ликовал. И это отвлекло внимание. Прикрытые огнём защитников милицейского КПП, старший лейтенант Ташкин и его ребята, таща раненых на себе, сумели вырваться с высоты. Механик БМП Алексей Полагаев, весь обожжённый, забежал в первый попавшийся дом…
Сегодня мы в Тухчаре в гостях у женщины, которая десять лет назад пыталась спасти жизнь раненому водителю-механику БМП Алексею Полагаеву. Эта история поразила нас до глубины души. Несколько раз нам приходилось выключать диктофон: спустя десять лет Атикат Максудовна Табиева рассказывает, заливаясь горькими слезами:
«Этот день я помню, как вчерашний. 5 сентября 1999 года. Когда боевики вошли в район, я твёрдо заявила: «Никуда не поеду, пусть уходят те, кто пришёл на нашу землю с плохими намерениями». Сидели дома, ждали, что же дальше с нами будет.
Вышла во двор - смотрю, стоит парень, раненый солдатик, шатается, держится за калитку. Весь в крови, обгорел очень сильно: волос нет, кожа полопалась на лице. Грудь, плечо, рука - всё посечено осколками. Я отправила старшего внука Рамазана за доктором, привела Алексея в дом. Вся одежда его была в крови. Мы с дочерью сожгли и так обгорелую его военную форму, а чтобы боевики не учинили допрос, что сжигали, остатки от костра собрали в мешок, выбросили в речку.
По соседству жил с нами врач, аварец Муталим, он-то и пришёл, помыл и перевязал раны Алексею. Парень ужасно стонал, видно было, что боль нестерпима, раны ведь глубокие. Врач кое-как осколки повынимал, раны смазал. Мы дали Алексею димедрол, чтобы уснул и хоть немножко успокоился. Раны сочились кровью, простыни приходилось часто менять и прятать где-нибудь. Зная, что боевики могут зайти, обыскать дом, я тем не менее не раздумывая бросилась помогать раненому Алексею.
Ведь в наш дом попал не просто истекавший кровью раненый солдат, для меня он был просто сын, чей-то сын. Где-то его ждёт мама, и неважно, какой национальности она и какого вероисповедания. Она тоже мать, как и я. Единственное, о чём я просила Аллаха, чтоб Всевышний дал мне возможность спасти его. Раненый парень просил помощи, и я думала только о том, что должна спасти его».
Атикат через комнаты ведёт нас в самую отдалённую. Вот в этой дальней комнате спрятала она Алёшу из Сибири, закрыв дверь на замок. Как и ожидали, вскоре нагрянули боевики. Их было шестнадцать. Местный чеченец показал боевикам дом Атикат. Помимо дочки, дома были её малолетние сыновья. Боевики обыскали подвал, обшарили погреб, сарай.
Затем один из боевиков направил автомат в сторону детей и заорал: «Покажите, где прячете русских!» Бандит схватил девятилетнего внука Рамазана за шиворот и слегка его приподнял: «Где мать и бабушка спрятали русского солдата? Скажи!» Наставили на Рамазана оружие. Я своим телом заслонила детей и сказала: «Детей не трогайте». От боли на глазах мальчика наворачивались слёзы, но он на все расспросы качал головой и упрямо отвечал: «Никого в доме нет». Дети знали, что в них могут выстрелить, но они не выдали Алексея.
Когда бандиты направили автомат на меня и прозвучала их команда: «Покажи, где русский!» - я лишь покачала головой. Бандиты угрожали, что взорвут дом. А я думала: вот рядышком, там, в соседней комнате, лежит русский парень, истекая кровью. Его мама и близкие ждут. Если даже всех нас убьют, не выдам его. Умрём все вместе. Поняв тщетность угроз, бандиты продолжили обыск. Они услышали, наверное, стоны Алексея, начали в замки стрелять, взломали дверь. Бандиты от радости кричали «Аллаху Акбар!», прыгали на кровати, где лежал раненый Алексей.
Дочь Гурун побежала к ним в комнату, она, рыдая, смотрела на Алексея. А я не зашла в комнату, не могла посмотреть в его глаза… Когда они вывели парня, я начала просить, умолять, чтобы они не забирали его. Один из бандитов оттолкнул меня и сказал: «Бабушка, не защищай русских, если будешь защищать, умрёшь такой же смертью».
Я говорю им: это же израненный и обгорелый солдат, раненых не делят на своих и чужих. Раненым надо оказывать всегда помощь! Я мать, как же мне не защищать его, раненого, беда придёт к тебе, и тебя будут защищать.
Я цеплялась за их руки, просила, умоляла отпустить Алексея. Напуганный девятнадцатилетний мальчишка смотрит на меня и спрашивает: «Что они со мной сделают?» У меня сердце разрывалось. Я говорила им, что не считаю русских врагами, и никогда не различаю людей по национальному признаку. По шариату великий грех - различать людей по национальному признаку. Все мы люди.
«Уходи, бабушка, и не учи нас», - сказали бандиты, забрали Алексея, вышли со двора. И я за ним по пятам шла. Мне было очень тяжело, что я не смогла спасти его. Я плакала навзрыд и шла за ними. Даже чеченец, который по соседству проживал, сказал бандитам: «Оставьте его ребята, не жилец он!»
В одном из близлежащих домов оставалось несколько русских солдат, они открыли огонь, и боевики вступили в бой, а Алексея бросили возле стены под присмотром одного из своих. Я побежала к Алёше, обняла его. Мы оба горько плакали…
Снова и снова перед глазами стоит он: вот-вот с трудом поднимается на ноги, качаясь, держится за стену и прямо смотрит на боевиков. Затем поворачивается ко мне и спрашивает: «Что они со мной сделают, мать?»
Атикат Табиева от боли закрывает глаза: «Бандиты сказали, что его обменяют на своих пленных. Как можно было поверить их словам? Даже если застрелили бы меня, я не отпустила бы Алёшу. И не должна была отпустить».
Атикат показывает нам маршрут, по которому уводили Алексея. Когда она доходит до калитки, падает на землю и рыдает. Как тогда, 10 лет назад. Вот так же навзничь падала она у ворот и рыдала, а Алексея в окружении двух десятков бандитов уводили на расправу.
Рассказывает дочь Атикат, Гурун: «Недалеко от Тухчара на блокпосту я, работая поваром, кормила милиционеров. Хотя это не входило в мои обязанности, заботилась и о русских ребятах, нёсших службу на границе с Чечнёй. Возглавлял роту старший лейтенант Василий Ташкин, всего было 13 русских ребят. Когда раненый Алексей вошёл в наш дом, первый вопрос был: «Гуля, ты здесь живёшь?»
Я сыновей не успела предупредить, что нельзя выдавать Алексея, и была поражена, как мужественно держались мои мальчики. Когда боевики, направив на них автомат, спрашивали у ребят: «Где вы русского прячете?», мальчики упрямо отвечали: «Не знаем».
Алексей, когда в себя пришёл, попросил меня принести зеркало. На его лице живого места не было, сплошные следы от ожогов, но я начала его утешать: «Ты красивый, как раньше, главное, вышел из беды, не сгорел, всё у тебя будет хорошо». Он заглянул в зеркало и сказал: «Самое главное - жив».
Когда бандиты взломали дверь и зашли в комнату, сонный Алексей вначале не понял, что происходит. Я сказала ему, что его забирают в больницу. Очнувшись, он тихо мне сказал: «Гуля, незаметно сними с меня жетон, если со мной что-нибудь случится, отнеси в военкомат».
Боевики кричали: «Поднимайся быстро!» Он не в состоянии был встать. Мужественный был парень, говорит мне: «Гуля, чтобы я не упал перед ними, держи меня и надень на меня рубашку».
Во дворе к нему подбежала моя мама, невозможно было на неё смотреть, она плакала, просила бандитов его отпустить. «Мы его вылечить должны»,- говорили чеченцы. «Я сама его тут вылечу»,- просила я.
«Кто русского прячет, тех ждёт такая же участь», - сказал боевик. И на своём языке один другому говорит (я чеченский язык немного понимаю): «Зарезать, что ли, здесь же его?»…
Недалеко от Тухчара, по пути в чеченское село Галайты, боевики жестоко расправились с шестью русскими ребятами. Среди них был и водитель-механик БМП Алексей Полагаев. Тётя Атикат никогда не смотрит в ту сторону, где казнили солдат. Она всегда мысленно просит прощения у родных Алексея, которые проживают в далёкой Сибири. Её мучает, что она не смогла спасти раненого солдата. За Алексеем пришли не люди, а звери. Впрочем, иногда даже от зверей легче спасти человеческую жизнь.
Позже, когда один из местных пособников боевиков предстанет перед судом, он признается, что мужественное поведение Атикат поразило даже и самих боевиков. Эта невысокого роста, худощавая женщина, рискуя своей жизнью и жизнью своих близких, в ту жестокую войну попыталась спасти раненого солдата.
«В жестокую пору надо спасать раненых, проявлять милосердие, вселять добро в сердца и души русских и кавказцев», - просто и мудро говорит тётя Атикат и горюет, что не смогла спасти Солдата Алёшу. «Не герой я, не храбрая женщина, - сетует она. - Герои те, кто спасают жизни».
Позвольте вам возразить, тётя Атикат! Вы совершили подвиг, и мы хотим низко поклониться вам, матери, чьё сердце не делит детей на своих и чужих.
…На окраине села на месте казни шестерых калачёвцев омоновцы из Сергиева Посада установили добротный металлический крест. Сложенные у его основания горкой камни символизируют Голгофу. Жители села Тухчар делают всё возможное для увековечивания памяти русских солдат, погибших, защищая дагестанскую землю.
Сегодня Федеральная служба безопасности сообщила, что в результате операции в Щатойском районе Чечни спецгруппа ФСБ захватила огромный видеоархив. Все свои действия боевики скрупулезно фиксировали на пленку. Готовя этот материал к эфиру мы постарались свести все сцены насилия, запечатленные
боевиками, к минимуму, тем не менее, мы не рекомендуем смотреть этот материал людям со слабыми нервами и детям.
Это лишь незначительная часть видеокассет, захваченных спецназом ФСБ в одном из селений Шатойского района Чечни. Всего 400 кассет: 150 из архива неизвестной чеченской телестудии и 250 из личного архива Аслана Масхадова. 1200 часов видеохроники: пытки и расстрелы российских солдат, допросы с пристрастием, нападения на колонны федеральных си.л. Это взгляд изнутри, глазами боевики.
Мы намеренно отказались от любых комментариев к тому, что вы сейчас увидите. Комментировать это невозможно. Пленки сами говорят за себя. Словами мы дополним то, что с определенного момента смотреть нельзя, ни по этическим, ни по моральным соображениям: увидев отрывки, вы поймете почему.
Кадры трехлетней давности: этот расстрел обошел телеэкраны всего мира. Исполнение приговора шариатского суда. После следствия шариатской безопасности. Публичный расстрел. Это только то, что попало на экраны.
А теперь вернемся назад: Этот человек обвиняемый. Следователь задает ему ряд вопросов. В чем его обвиняют - неизвестно, мы показываем саму систему. Систему дознания, которую привезли с собой иностранные наемники.
Кадры: допрос с особым пристрастием.
Все фиксируется на камеру. Подробно. Следствие длилось недолго. Та же кассета. По датам на экране видно: от следствия до приговора ровно 10 дней. Приговор - публичный расстрел.
Кадры: расстрел. Осень 1999 года. Невозможно сказать, где конкретно происходит действие. По некоторым признакам - это у села Тухчар в Дагестане. Под ногами у боевиков 6 солдат федеральных сил. Через несколько минут всех убьют: орудие убийства в руках этого бородача в камуфляже. Только один пытается убежать. Догоняют и расстреливают.
Кадры: сопротивляется, убегает, догоняют, слышны выстрелы.
Для нас эти кадры - средневековая дикость. Но для тех, кто убивает российских солдат, - это рутина, повседневность. За 2 чеченские компании для них это стало нормой права. Российское следствие и суд будут не настолько жестоки. Максимум, что грозит палачам - пожизненное заключение. Суд может приговорить садиста, убийцу и военного преступника к смертной казни. Но в Российской Федерации действует мораторий на ее исполнение, это было одним из главных условий принятия России в Совет Европы.
Из чеченского плена освобожден Рауль Чагучиев — сын бывшего вице-премьера Чечни, захваченный в заложники прошлым летом. Больше года он сидел в яме вместе с другими пленниками. Вот как это было.
После первой чеченской войны Магомед Чагучиев, бывший член правительства Доку Завгаева, перебрался с семьей в Дагестан (сейчас он председатель Союза народов Кавказа и проректор Международного бухгалтерского университета). 10 ноября 1997 года Чагучиеву в Москву позвонила невестка и сообщила, что в Махачкале пропал его 24-летний сын Рустам. За ним домой заехал Даниял Шихсаидов, сын председателя правительства Дагестана Хизри Шихсаидова, и вместе они куда-то отправились. Больше Рустама никто не видел.
"Я нанимал людей из ФСБ, МВД,— рассказывает Чагучиев,— нанимал и уголовников. Всего где-то 50-60 человек, но никто толком ничего не мог узнать. Слухи были самые разнообразные. Вплоть до того, что сына якобы похитил Надиршах Хачилаев. И вдруг 16 августа прошлого года приехал ко мне в Москву из Чечни некий Альбек Гелагаев и сказал, что знает, где находится Рустам. Взяли его какие-то Саид и Шервани по заказу ваххабитов. Через неделю я прилетел в Махачкалу и в тот же день вместе со старшим сыном Раулем был в Грозном".
Сначала они остановились в доме у Гелагаева на улице Кольцова. Вскоре Альбек пришел с известием, что пока ничего не получается и надо приехать через два дня. "30 августа нас встретил уже Саид,— продолжает Чагучиев.— Он сказал, что обо все договорился, и мы вместе поехали в какой-то пригород Грозного. Когда остановились, нас окружили люди в камуфляжной форме. Наставили автоматы, надели нам на головы мешки и увезли. Там, куда мы приехали, нас посадили в подвал, где было еще десять заложников".
Магомед Чагучиев выбрался из подвала довольно быстро. 7 декабря его выкупила жена. О цене он предпочитает не говорить.
В волчьей яме
Рауль остался в плену без отца. Теперь он говорит, что если и есть ад на земле, то он в подвалах Урус-Мартана.
Условия были жуткие, заложники сидели как селедки в бочке. Яма размером три на четыре метра, не больше. Спали по очереди, одеяло было одно на всех. С потолка все время капала вода, на полу грязища. Как-то бандиты "сжалились" над ними и бросили картонные листы, но они моментально размокли. Кормили узников через день: буханка хлеба и кувшин воды на всех. Но иногда им приходилось голодать по неделе. Соль давали не всем, только мусульманам. Бандиты почему-то считали, что "кафирам" по Корану соль не положена. Вместо параши было ведро, которое не выносилось по нескольку дней. Правда, свечи пленникам выдавали регулярно.
"Однажды бандиты бросили в подвал живого волка, а сами наблюдали, что будет,— рассказывает Рауль.— Волк упал прямо у моих ног, я видел его оскал, глаза и белые зубы сверкали в полутьме, как звезды. Когда он зарычал, я подумал, что все, вот она, смерть. Волк огляделся, завыл и заметался по яме. Он бегал по нашим телам, головам, стенам. Это продолжалось, наверное, час. Так страшно мне никогда не было. Волк носился как загнанный и выл, а сверху бандиты громко хохотали и подгоняли его палкой. У меня перед глазами все поплыло. Я ничего не чувствовал и не понимал. Наконец обессиленный зверь рухнул на пол. Чеченец Иса, который вместе со мной сидел в яме, попытался его погладить, но волк вцепился ему в руку и едва не оторвал. Охранники пристрелили волка, а уходя пообещали в следующий раз закидать нас змеями и скорпионами. Мы руками вырыли в земле глубокую яму и похоронили волка.
Или вот еще, помните, в марте в ингушской станице Орджоникидзевская из Покровской церкви украли протоиерея Петра Сухоносова? Он сидел вместе со мной. 9 мая, в День Победы, мы сидели в яме и играли в шашки, которые сделали из картона и кусков линолеума. Вдруг приходит человек в маске, в руках нож и большая металлическая миска. Он назвался Хамзатом. "Ну что,— говорит,— три дня не ели? Ничего, сегодня на обед мясо будет. Эй ты, иди сюда".
Он указал на священника. Что было дальше? Он убил старика, а затем еще отрезал фаланги пальцев Исе. Чеченец не хотел перед видеокамерой просить своих родственников о выкупе. Он же горец. Мне он тоже хотел отрезать мизинец (Рауль показал глубокий шрам на руке.— Ъ), но почему-то передумал. Все эти экзекуции Хамзат всегда снимал на видео и потом сам время от времени просматривал. Об этом человеке стоит рассказать поподробнее. Он единственный из ваххабитов, кого я видел без маски".
Дом палача
"Дело в том, что однажды Хамзат вытащил меня из подвала и отвел к себе в дом. Всего у него в Урус-Мартане пять домов, расположенных по соседству. Мы поднялись на второй этаж, большая комната была обставлена богато. Кожаная мебель, красивая стенка, картины, дорогая радиоаппаратура.
"Ко мне вчера приезжал амир Багаутдин (Магомед Багаутдинов, лидер дагестанских ваххабитов.— Ъ),— начал Хамзат.— Он просил за тебя, но я сказал, что ты не продаешься, и плюнул ему в лицо. Ведь я тоже амир. Я воевал — был полковым палачом у Хаттаба. Посмотри удостоверение, видишь, написано: "палач". В этом время он закашлялся, изо рта пошла кровь. Пока жена стучала ему по спине, я понял, что у него туберкулез, причем очень запущенный. Спрашиваю у него: "Почему ты не лечишься?" "Аллах дал жизнь, Аллах и возьмет,— произнес ваххабит.— Должен еще пожить, мне только двадцать пять. Вообще, я не всегда был палачом. До войны работал доктором-онкологом в урус-мартановской больнице, закончил медицинский факультет Грозненского университета".
Я удивился, как мог врач за несколько лет превратился в отъявленного садиста? Хамзат сидел напротив меня: сильные руки, одет в униформу германского производства, рация, на боку два пистолета: Стечкин и "Беретта". "Из первого я убиваю кафиров, а из второго мусульман,— объяснил Хамзат.— Ставлю на колени, смотрю в глаза и стреляю. Оружие у меня всегда в масле, видишь...".
В это время его молодая жена, не более чем шестнадцати лет от роду, достала шприц и набрала из пузырька коричневую жидкость. Я догадался, почему Хамзат все время чесал свой правый локоть. Жена сделала ему укол. "Хаттаб говорит, что водка для русских, а нам Аллах дал вот это",— он показал рукой в свой огород, где росли конопля и мак.
Рауль считает, что под действием наркотиков Хамзат был более гуманен к узникам. "Но как только начиналась ломка, это был шайтан. Настоящий шайтан. Он как-то и мне предлагал "отвести душу" и убить одного из заложников".
"Я сидел в одном подвале с тремя англичанами и новозеландцем, которые работали в Чечне по контракту с компанией "Чечентелеком",— продолжает Чагучиев.— На моих глазах Хамзат отрезал им головы. Новозеландец долго бился в конвульсиях. Уже после своего освобождения я узнал, почему их убили. В Урус-Мартане две ваххабитские группировки, представляющих два разных тейпа. Сначала иностранцев захватила одна из многочисленных мобильных групп, которые постоянно занимаются похищением людей в Чечне. Они их продали банде Бараева, которые, в свою очередь, передали заложников Хамзату. Потом между Бараевым и Хамзатом начались ссоры: они спорили по поводу размеров выкупа и о том, кто и сколько должен получить денег. Договориться так и не смогли, и пленников прикончили. А перед казнью заставили перед видеокамерой признаться в шпионаже. Потом ваххабиты продали их тела людям Масхадова за $1 млн".
Под бомбами
Магомед Чагучиев говорит, что неоднократно посылал в Чечню людей с деньгами на выкуп, но они пропадали. Рауль провел в плену уже почти год, когда в конце нынешнего лета его отцу позвонил помощник красноярского губернатора Лебедя и сказал, что помочь может известный в Чечне предприниматель Салаутдин Халилов. В советские времена он возглавлял в Чечено-Ингушетии объединение "Центрспецстрой", и Чагучиев знал его еще с тех пор.
Один из участников операции по освобождению Рауля Чагучиева, Ахмед, вспоминает об этом неохотно: "В детали вдаваться не буду, я же в Чечне живу. Были бы у меня деньги, плюнул бы на все и уехал за границу. У нас кровная месть, она годами идет, могут и через 20 лет достать".
Халилову понадобилось около месяца, чтобы узнать, где находится заложник. Несколько раз Халилов приезжал к Хамзату, но все переговоры зашли в тупик: ваххабит запросил непомерный выкуп. Несколько джипов, предложенные Салаутдином, его не устраивали.
Тогда и был разработан план штурма. 7 октября под вечер Халилов вместе с сотней своих сторонников приехал на окраину Урус-Мартана и блокировал село. Затем с пятью телохранителями он отправился к Хамзату, якобы на переговоры. На пороге дома их встретил брат хозяина, которого застрелили на месте. Трое охранников открыли стрельбу, но их удалось закидать гранатами. "Когда мы услышали стрельбу, взрывы и крики,— говорит Рауль,— один из ваххабитов открыл люк и начал стрелять в нас из пистолета. Одного заложника убил, нескольких ранил. Одна пуля задела мне спину по касательной. Но, к счастью, ваххабита быстро застрелили. Первым вывели меня, посадили в джип и поехали в ближайший лес. Один из парней, участвовавших в штурме, умер у меня на руках. Всего с нашей стороны погибло пять человек.
Часа через два мы приехали в Грозный, домой к Салаутдину. Ворота открыла его жена, с пистолетом на боку. В Чечне по-другому нельзя. Во дворе у него в большом котле варили барана. Первый раз за 15 месяцев я поел мяса. Думал, умру от этого".
По словам Ахмеда, через день, когда Урус-Мартан бомбила российская авиация, от дома, в котором держали пленников, не осталось даже фундамента. "Мы вовремя вытащили заложников,— уверен он.— Кроме Рауля, освободили еще восьмерых".
Сам Ахмед сомневается в эффективности ракетно-бомбовых ударов: "В том же Урус-Мартане погибло всего два ваххабита и десятки, если не сотни, женщин, стариков и детей. Ваххабиты давно в горах. Я собственными глазами видел убитых беженцев на ингушско-чеченской границе".
Из осажденной Чечни Рауля Чагучиева вывозили через Грузию. Документов у бывшего заложника не было. По словам Рауля, грузинским пограничникам пришлось подарить два пистолета Стечкина и $500, чтобы пропустили.
Младший сын Чагучиева так и пропал бесследно. А за неделю до того, как Магомед обратился к Халилову, он узнал от одного дагестанского "авторитета", что Рустам был убит в Дагестане в том же 1997 году, через три дня после похищения. Получается, что в Чечне его искали напрасно.
Леонид Беррес
"Однажды бандиты бросили в подвал живого волка, а сами наблюдали, что будет. Волк упал прямо у моих ног. Когда он зарычал, я подумал, что все, вот она, смерть."
"Он убил старика, а затем еще отрезал фаланги пальцев Исе. Тот не хотел перед видеокамерой просить своих родственников о выкупе. Он же горец."
