Скончалась директор библиотеки иностранной литературы екатерина гениева. Крокодиловы слёзы Екатерины Гениевой То есть, это не слухи

Директора библиотеки иностранной литературы Екатерины Гениевой с Катериной Гордеевой. Если и есть еще в России моральные авторитеты, то Гениева - один из них.

— Требования к государственным образовательным и культурным проектам становятся все более и более жесткими. На этом фоне библиотека иностранной литературы смотрится почти вызывающе: конгресс интеллигенции, книги о толерантности, концерты Макаревича, полтора десятка культурных центров иностранных государств, которые располагаются на вашей территории. В скольких вы шагах от того, чтобы стать иностранным агентом?

— Я руковожу библиотекой почти четверть века. Надеюсь, мы не можем стать иностранным агентом, поскольку мы, все-таки, государственная структура. Но если смотреть на это с точки зрения нынешнего обостренного квазинационального сознания, то, конечно, мы — крупный иностранный агент. Четырнадцать международных культурных центров иностранных государств, в числе которых, страшно сказать — а-ме-ри-кан-ский. Впрочем, до сего дня ни для меня, ни для Библиотеки никаких драматических последствий всего этого еще не случилось.

— То есть, слухи о том, что Американский центр закроют остались слухами?

— Это не быстрый процесс.

— То есть, это не слухи?

— Понимаете, идет схватка. И исход ее пока неясен. Когда из министерства культуры поступила просьба о закрытии Американского центра, я сказала: «Хотите закрыть — ради Бога, закрывайте. Но прежде дайте мне официальную бумагу о том, что „в связи с напряженными отношениями между двумя государствами, мы решили“. Тогда уже мы будем про это говорить в другом месте и в другой тональности». Никакой бумаги, естественно, мне никто не дал. Но и решения о закрытии Американского культурного центра никто ни в каком письменном виде никогда не видел. Вся эта история с решением или не-решением о закрытии развивается замысловато: вызвали кого-то из моих заместителей в министерство культуры и сказали, что «Вот, надо закрыть Американский центр». На что мои заместители сказали «Это к Екатерине Юрьевне». Екатерина Юрьевна позвонила в министерство культуры своим кураторам и спросила, что это все означает. Мне ответили, что было принято решение на очень высоком уровне. Я спросила «Нельзя ли узнать, на каком?» Ответа не последовало. На этом все зависло и висит до сих пор.

— О вас лично речи не шло?

— Были не самые приятные разговоры: «Если вы не подчинитесь, то мы вас уволим». Я говорю «Что значит уволите?» И опять ответа не последовало. Зато последовал очень любопытный разговор с министром культуры. Господин Мединский мне в личной беседе дважды сказал «Я вам никаких указаний закрывать Американский центр не давал». Ну, вот, дальше, что называется, без комментариев. Так что, на сегодняшний день, Американский культурный центр работает в прежнем режиме. И хотя люди, которые передавали требование закрыть Центр, говорили, что закрыть надо к 28-му мая (почему?), прошло уже больше месяца от отведенного срока и ничего не происходит, никаких насильственных действий, если не считать бесконечных проверок. Но проверок за последний год у нас, кажется, уже штук шесть было. Вот сегодня (1 июля 2015 года — прим. «Медузы») приехала очередная проверяющая комиссия.

Чем это закончится, сказать я не могу. Моя позиция заключается в том, что даже в худшие времена Карибского кризиса культура оставалась площадкой, где можно было о чем-то договориться. И я убеждена, что для престижа страны сотрудничество в области культуры — важнейшая штука. Я не устаю об этом рассказывать каждой проверке. Говорю: «Американский культурный центр существует 27 лет. Значит, каждый год мы подписываем соответствующее соглашение с Госдепом…» И на этом месте чиновники обычно напрягаются: как это я сознаюсь в том, что подписываю соглашения с Госдепом. И я спокойно отвечаю: «Госдеп — это вообще-то министерство иностранных дел США, ничего более».

А недавно один чиновник говорит «А, вот, мы не понимали, что вы подписываете соглашение с Госдепом». Отвечаю: «А вы вообще читать умеете, если такие подписания в течение 27 лет происходят? Каждый год». И это их пугает. Американский центр в сознании кого-то (я думаю, какого-нибудь Совета по безопасности) — вещь опасная. Потому что это США. И это сразу вызывает повышенный уровень тревожности. И никто уже не слышит, что это про культуру и про образование. Всем сразу мерещатся шпионы в сердце российской библиотеки. «Возможно, — отвечаю я, — шпионы есть. Но это по другому ведомству. Мы — про культуру».

— Но с такой шпиономанией можно же дойти и до того, что сама по себе библиотека иностранной литературы — вещь опасная и вредная.

— Разумеется. Потому что вся наша библиотека — влияние вражеских структур на нашу замечательную культуру, идеологию и так далее. Понимаете, в этой истории очень много глупости, как часто у нас, увы, бывает. Давайте закроем Американский центр. Это будет скандал. Ну, можно сказать, никто скандалов сейчас не боится, потому что все скандалы уже у нас есть и терять нам нечего. Кому от этого станет лучше? Думаю, что никому. А если библиотеку закрыть — тем более. Но объяснить это тем, кто спит и видит закрытие центра или введение каких-то ограничений в работе библиотеки — почти невозможно. Ну, не поймут. Хотя я честно попыталась. Я написала письмо Владимиру Владимировичу Путину, которое, думаю, где-нибудь на столе у него лежит: «Вы говорите и постулируете, что готовы к диалогу. Но история с иностранными культурными центрами в нашей библиотеке — это как раз тот самый случай диалога. И потому надеюсь, что решение о закрытии одного из них или даже сразу нескольких — исходит не от вас. А от каких-то средних структур».

— Вы действительно думаете, что все эти инициативы — инициативы, что называется, на местах?

— Я думаю, что и в самом министерстве культуры, и где-нибудь повыше — там все в такую раскорячку: с одной стороны, с другой стороны. Я думаю, что единого решения ни по каким действительно серьезным вопросам не существует. Я это наблюдаю в том числе и на своем примере.

— Так всегда было в нашей стране? По-вашему, нынешнее время похоже на что-то, что уже с нами происходило? Кто-то говорит о 1960-х, кто-то о 1940-х.

Директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М.И.Рудомино Екатерина Гениева скончалась 9 июля на 70-м году жизни. Об этом ТАСС сообщил директор Государственного литературного музея Дмитрий Бак. "Она долго болела. Скончалась в Израиле. Уже позавчера к ней ездили прощаться коллеги, друзья", - рассказал Бак. По словам советника президента РФ по культуре Владимира Толстого, Гениева была одним из ведущих специалистов по зарубежной литературе. "Мы сотрудничали и дружили очень давно. Она была в жюри нашей премии "Ясная Поляна" в номинации "Иностранная литература". Екатерина Юрьевна давно болела. Она была мужественным человеком, до последнего работала, виделись с ней совсем недавно, на книжной ярмарке на Красной площади",- рассказал Толстой.

ИТАР-ТАСС/ Артем Геодакян

Гениева родилась 1 апреля 1946 года в Москве, окончила филологический факультет МГУ (1968), в 2006 г. защитила докторскую диссертацию на тему «Библиотека как центр межкультурных коммуникаций». Специалист по английской прозе XIX—XX веков. Автор статей и комментариев, посвящённых творчеству Чарльза Диккенса, Джейн Остин, Шарлотты и Эмили Бронте, Джеймса Джойса, Вирджинии Вулф, Сьюзен Хилл и других авторов. С 1972 г. работала во Всесоюзной государственной библиотеке иностранной литературы. С 1989 г. первый заместитель директора, с 1993 г. генеральный директор. Вице-президент Российской библиотечной ассоциации, первый вице-президент Международной федерации библиотечных ассоциаций и учреждений — IFLA (с 1997).

С 1995 года Гениева была одним из руководителей культурных программ Института «Открытое общество» (фонда Сороса) в России (в должностях председателя исполкома, президента, председателя Стратегического правления). C октября 1997 года Гениева — президент Российского фонда Сороса (институт «Открытое общество»), вице-президент Международной федерации библиотек (IFLA), член Комиссии РФ по делам ЮНЕСКО, президент Российского совета по культуре и искусству, Президент Московского отделения Союза англоговорящих (ESU). Член редколлегий журналов «Иностранная литература» и «Знамя», в разные годы входила в редакционные советы и коллегии журналов и газет «Детская литература», «Библиотека», «Русская мысль» и др.

Она знала, что скоро умрет, и это было видно по ней. Но продолжала работать до последнего дня, превозмогая боль, усталость, дурость начальства. Уход Гениевой - огромная потеря для всего культурного сообщества России и мира. Сейчас такие люди, с высоким моральным авторитетом, нужны как никогда. Примечательно, что в некрологе, опубликованном на сайте ТАСС, есть льстивые слова в ее адрес, но ничего не сказано о том, что в 90-е годы именно она занималась в России культурными программами Фонда Сороса, попавшего недавно в список "нежелательных организаций". Гениевой угрожали увольнением за ее строптивость и неготовность выполнять все нелепые приказы и распоряжения по звонку из Министерства культуры. В частности, она сопротивлялась закрытию Американского культурного центра при библиотеке иностранной литературы. Теперь его закроют, но она об этом уже не узнает. Она сделала то, что могла сделать и, возможно, даже больше. Светлая память умной и отзывчивой женщине с прекрасной душой и выдающемуся российскому просветителю. Этот год забрал у нас еще одного союзника - и какого! Очень грустно

В российском библиотечном сообществе немало профессионалов, экспертов, признанных учёных и специалистов. Но ярких личностей, известных мировой библиотечной элите, на порядок меньше, а лиц, узнаваемых и авторитетных за пределами отраслевого сообщества, – единицы. Нынешнего собеседника «УК» представлять не требуется. Удивительная женщина, интереснейший собеседник, мудрый руководитель, сильная и открытая личность. К разговору о «библиотечном завтра», большой политике в сфере культуры, международных и региональных проектах, мотивации сотрудников, программах локальной идентичности, действенных инструментах культурной дипломатии мы пригласили Генерального директора ВГБИЛ им. М.И. Рудомино Екатерину ГЕНИЕВУ .

- Екатерина Юрьевна, на страницах нашего журнала большое интервью с Вами было опубликовано почти пять лет назад. Какие изменения произошли за этот период в Иностранке?

Главные изменения, которые произошли с тех пор, – это дальнейшее не только стратегическое, но и практическое преображение, трансформация публичной научной библиотеки с традиционными и электронными носителями в социокультурный центр. Наша библиотека образована в силу многих исторических причин. Не будь революции 1917 года, возможно, её и не было бы. Но поскольку была общая тенденция: национальное наследие – это одно, а зарубежное – другое, так случилось. Как я люблю повторять, «история – дама капризная, сослагательного наклонения не терпит», поэтому появилась библиотека, которая в других исторических условиях могла быть просто частью фонда национальной библиотеки.

Из-за того, что у нас есть природная специфика, мы нередко оказываемся в чём-то впереди других библиотек – вовсе не потому, что мы умнее, а потому, что всё время обосновываем правомерность своего существования в библиотечном мире. Вследствие этого появляются различные новации. Например, мы заговорили о библиотеке как социокультурном центре, когда этих слов ещё никто и не произносил. При этом тогда мы понимали, что это наше будущее, и, как оказалось, это будущее библиотек не только России, но и всего мира. Этот вопрос для меня особый. В своё время я защитила по этой теме докторскую диссертацию. Приятно слышать в разных СМИ, выступлениях деятелей культуры, от которых зависит будущее библиотек, некоторые пассажи, напоминающие текст этой диссертации. Это означает, что мои идеи приобрели российское, а, может быть, и европейское звучание. Думаю, что наша деятельность согласуется с Манифестом публичных библиотек ЮНЕСКО, потому что все рассуждения Генерального секретаря ЮНЕСКО о новом гуманизме, о поисках смысла в библиотеке, о территории толерантности, милосердия, просвещения – это всё методология социокультурного центра.

- Изменились ли принципы комплектования, насколько расширилась тематика, какие появились новые коллекции?

На сегодняшний день нам грех жаловаться на отсутствие средств для пополнения фондов. Можно пожаловаться на сильно мешающее нашей профессиональной деятельности законодательство о закупках. И пока политической волей оно не будет отменено или решительно изменено, госзакупки останутся лишь источником коррупции.

Большая часть наших собраний связаны с международной составляющей. Так, недавно в библиотеке появилась болгарская коллекция. В течение многих лет тема славянского мира и коллекций – переводных и на языках оригинала – была нами упущена, что, конечно, неправильно. Сегодня библиотека внимательно относится к этому вопросу, более того, мы стараемся, чтобы славянский мир был достойно представлен в нашей издательской деятельности. Я вижу в этом одну из наших стратегических и идеологических задач.

Вы знаете, есть ещё одна специфика. Конечно, приятно говорить о том, что у тебя находится в доме, какие у нас замечательные коллекции. Но, если мы говорим о государственной политике, то нужно иметь в виду и коллекции, отдалённые от нас. И это – стратегическая цель нашей программы возвращения. Те переговоры, диалоги, которые мы проводили на протяжении долгих лет с нашими немецкими партнёрами о том, что подлежит возвращению согласно закону о перемещённых ценностях, что не подлежит, привели к некоторым удивительным с профессиональной, человеческой и политической точек зрения последствиям. Во ВГБИЛ примерно 40 тыс. перемещённых культурных ценностей. Среди них есть коллекции так называемых немецких антифашистов, но это неправильное определение, это немецкие «декабристы», судьба которых была столь же трагичной, как и судьба наших декабристов. Это те, кто совершал покушения на Гитлера, – Харденберг, Йорк фон Вартенбург и Фридрих-Вернер фон дер Шуленбург. Когда мы показывали коллекцию фон дер Шуленбурга, посла, который вынужден был объявить войну Сталину, и который, кстати сказать, был замечательным библиофилом, на эту выставку приехали его родственники. И, потрясённые тем, что кто-то занимается их наследием, а точнее сказать, собственностью, они, вернувшись назад в свой замок Фалькенберг и изучив книжные шкафы, обнаружили, что там стоят неизвестные им книги со странными штампами. И вместо того, чтобы послать запрос в Стадс-библиотек, они прислали его нам. Оказалось, что это книги, вывезенные нацистами из Павловска из библиотеки императрицы Марии Фёдоровны.

В декабре на очередном российско-германском диалоге в Лейпциге была осуществлена физическая передача этих книг в Россию. Это и есть возвращение. Но это мгновенно поставило вопрос среди библиотечного сообщества: если из этой библиотеки были вывезены 2350 книг, а вернулись 135, то где остальные? Выяснилось, что остальные разошлись по библиотекам России. Это непростая задача – убедить их вернуть.

Когда мы говорим о едином культурном пространстве мира, то, на мой взгляд, не так важно, где книга находится физически, но очень важно, что исторически она находится там, где ей и полагается. Мы сейчас работаем и над другими проектами, в частности с Израилем.

- Что изменилось для читателей? Как Вы оцениваете динамику читательской активности, как меняется аудитория?

Изменения коснулись реорганизации библиотечного пространства. Если говорить библиотечным языком, мы максимально приблизили наш пятимиллионный фонд к читателю: сделали уголки чтения в нашем огромном читальном зале, изменили дислокацию отделов. Очень важно прислушиваться к «позывным», которые исходят от читателей. Нередко они представляются очень странными: в библиотеку приходят разные люди. А иногда в них есть разумный смысл.

За переорганизацией пространства последовала ещё одна вещь. Конечно, по сравнению с 1990-ми гг. количество книговыдач физическому читателю уменьшилось. Это общемировая тенденция. Но нередко бывает, что я ухожу с работы после 11 вечера, и это даже раньше, чем уходят последние посетители и потребители некоторых услуг библиотеки. Показатели посещаемости растут именно в данном направлении. И это социокультурное действо. Казалось бы, зачем ходить в библиотеку в Москве ночью? Есть телевидение, Интернет. И это, на мой взгляд, сегодня один из главных вопросов библиотечного дела. Интернет – отличное изобретение человечества, часто полезное, часто опасное. Но там отсутствует то, что есть и ценно именно в межличностном общении, – мы видим выражение глаз, мимику собеседников. И поэтому жизнь и деятельность ВГБИЛ подтверждает, что прямое общение – это смыслообразующая коммуникация. Видимо, это запрос времени, столь бурно развивающегося технически. У нас нет проблем с посетителями выставок, лекций, поэтических и музыкальных вечеров.

На мой взгляд, модернизация, по сути, – это не слияние библиотек с целью освобождения площадей, а новый взгляд и ответ на очень жёсткий вопрос: нужна ли традиционная библиотека? Наверное, нужна, но с оговорками. Возможно, если мы встретимся через пять лет, то будем обсуждать принципиально что-то другое. Не исключаю, что через 10 лет Вы зададите вопрос: «Что произошло с традиционной книгой? Она превратилась в глиняную табличку или всё-таки имеет право на бытование?» От того, что мы поём гимны печатной книге, ничего не меняется. Есть ещё жёсткая правда жизни, и для того чтобы библиотека нашла своё место в этом меняющемся мире, нужно приложить старания.

Последние полтора года я задумываюсь вот над чем: в огромном количестве наших библиотек, особенно провинциальных, нередко можно увидеть цитаты Д.С. Лихачёва о том, что библиотеки – это самое важное, что в библиотеках работают последние святые, и ещё одну фразу: если в мире всё погибнет, но останется хотя бы одна библиотека, то мир возродится. Думаю, что те, кто вешает эти цитаты, находятся под обаянием личности Д.С. Лихачёва. Но что означает эта фраза? Библиотека – это Ноев ковчег? Голубь, которого мы выпускаем над водными просторами мировой катастрофы? А не слишком ли много библиотека о себе возомнила? Традиционная – точно много. Нетрадиционная, которая понимает, что книга на любом носителе – это тайна и ответ на загадку смысла мира и мироздания – думаю, что нет. И в таком случае это великие слова Д.С. Лихачёва, которого современники недостаточно понимали, а сейчас его идеалистическую концепцию защиты прав культуры научными словами повторяет ЮНЕСКО: библиотека

– это территория поиска смысла. Я очень надеюсь, что ситуация, когда «всё погибнет», не наступит. Но, глядя на «погоду за окном», стоит об этом задуматься в труднейшей, запутанной, политически перегнутой, напряжённой ситуации, в которой мы оказались в 2014 году. Наверное, сегодня нам стоит задаться вопросом: что мы можем сделать для того, чтобы этот мир стал хоть чуть-чуть лучше, чтобы мы не шли друг на друга, чтобы не было страшной братоубийственной войны?

Я полагаю, что в этом смысле библиотека как территория культуры становится чрезвычайно важной. Это то место встречи, которое, в общем, изменить нельзя. Это территория, которая может примирить страсти, политическую, этическую и нравственную рознь в силу своей генетической природы. Что такое библиотека? Сюда может прийти каждый. Вне зависимости от политических взглядов, конфессиональной принадлежности библиотека обязана принимать всех. Это место диалога. Мы хотим показать, что мир неделим с точки зрения культуры.

- Как сегодня, в условиях непростой политической обстановки, складываются отношения ВГБИЛ с зарубежными партнёрами? Политика пришла в сферу культуры и библиотечного сотрудничества?

Всё это, к сожалению, правда, она пришла и она очень опасна, потому что зависит от конкретных людей. Я абсолютно не убеждена, что те решения, которые принимаются на самом высоком уровне, адекватно транслированы на средний уровень. И вот этот средний уровень принимающих решения может завести всё в тупик.

Тем не менее Министр культуры РФ на совместном с Британским советом открытии выставки Оскара Уайльда в Музее изобразительных искусств произнёс замечательную речь, в которой прозвучали слова о том, что политики отменяют перекрёстные года, но мы ничего не отменяем, а работаем на территории культуры. Поляки отменили перекрёстный год. Мы же продолжаем работать, делаем «Вестник Европы» о Польше, приглашаем польских коллег, думаем о премиях, которые можем им дать. Если мы и здесь не будем работать, то, боюсь, слова Д.С. Лихачёва о том, что всё погибнет, станут пророчеством Кассандры.

- В прошлом году Совет Федерации ратифицировал передачу Австрии коллекции Эстерхази. Осуществилась ли передача фактически? Известно, что ВГБИЛ на тот момент начала оцифровку коллекции. Насколько успешно она была реализована?

Коллекция уже находится в Австрии. Самая ценная её часть оцифрована за деньги российского правительства. Это было одно из наших условий: коллекция возвращается, но она должна остаться в российском и мировом пространстве. Сейчас австрийские партнёры завершили оцифровку второй части коллекции, и они обе войдут в Национальную электронную библиотеку России. Опять же могу сказать, что без концептуальной деятельности библиотеки её никто никогда бы не вернул, потому что нельзя возвращать миф. Поэтому моя позиция в отношении коллекции Шнеерсона такова: давайте сначала поймём, что в этой коллекции, а дальше будем решать, что с ней делать.

- Какие кадровые изменения произошли после прошлогодних инициатив Минкультуры России по оптимизации? Какова сегодня средняя зарплата сотрудников библиотеки? Удаётся ли привлекать молодёжь? Какие виды мотивации Вы используете?

Одна из моих главных задач – чтобы люди, которые работают во ВГБИЛ, не чувствовали себя «последними святыми» на Руси. При всём моём глубочайшем уважении к Д.С. Лихачёву я всегда говорю, что мне приятно смотреть на красивых молодых женщин, замечательно выглядящих, хорошо одетых, с хорошим знанием языков. Не менее приятно смотреть на молодых мужчин. Это не значит, что я недостаточно ценю сотрудников с опытом, я сама принадлежу к их числу, работая в библиотеке 40 лет. Но не менее ценю взгляд молодых.

К нам приходят молодые люди, и у нас их много – и докторов, и кандидатов наук. Фактор старения, который есть во всём мире, существует и в России, но к нам молодёжь идёт. Недавно у нас побывала О.Ю. Голодец, мы показали ей библиотеку и как всё устроено. Выйдя из отдела реставрации, где увлечённо работала молодая сотрудница, Ольга Юрьевна спросила: а почему она работает в библиотеке? Я ответила, что это совпадение её образования и профиля работы, с одной стороны, а, с другой, хорошая зарплата. Это сейчас мы получаем и повышение зарплаты от министерства, и квартальные премии, но и раньше доходы сотрудников были для меня одним из приоритетов.

Средняя зарплата у нас доходит до 60 тыс. рублей. Я не могу сказать, что это хорошие деньги для столицы, Москва – очень дорогой город. Но есть ещё один фактор. Я убеждена, что лучше один раз увидеть, чем много раз услышать. Поэтому если у нас есть внебюджетные деньги, я их с удовольствием трачу на то, чтобы сотрудники ездили, смотрели, общались и возвращались со знаниями о мировом культурном пространстве. Я этому научилась, когда была ещё молодым директором. Но на самом деле, и это надо признать, трудность нашего музейного, архивного и библиотечного пространства в том, что мы хотим, чтобы сегодня было точно как вчера, а ещё лучше, чтобы читатель приходил, но книгу не трогал. Это всё глубоко неправильно. А для того, чтобы было правильно, нужно не только об этом вещать с трибун, а дать людям возможность посмотреть, как дело обстоит у соседей. Когда я устала говорить, что читатель не всегда – враг, то поняла: лучшее, что я могу сделать – отправить специалистов в международную поездку, скажем, в ИФЛА, и пусть они сами выяснят, хорошо это или плохо. Я это сделала. Коллеги, вернувшись, мне же и объясняли, что я должна сделать, чтобы эти инновации были претворены в нашей библиотеке.

Позиция ИФЛА по life long learning – беспрерывному профессиональному образованию – это «гамбургский счёт», способ постоянно проверять себя. В эту концепцию укладываются зарплата, профессионализм, интерес и самореализация. Я не разделяю точку зрения руководителей, которые считают, что их деятельность – самая важная. Короля играет свита. Только если свита состоит из умных, образованных, талантливых людей, это становится достоянием и руководителя, и самого учреждения. Это непростая доктрина, но она учит многим вещам, в частности терпению и смирению. Иногда очень хочется сказать: «Будет вот так!», но это неправильно. Лучше выслушать, прислушаться. Не всегда это легко.

- Какова внебюджетная деятельность библиотеки, какие платные услуги оказываются читателям?

Мне и приятно, и трудно говорить о внебюджетной деятельности библиотеки, потому что у нас она существует уже лет 25, и, конечно, в определённые годы именно она в значительной степени спасла библиотеку. У нас приблизительно 60% от бюджета занимают привлечённые из других источников средства, а бюджет составляет около 6 млн долларов. Но это всё равно небольшие цифры для такой структуры, как наша библиотека, здание которой, как и система отопления, требует капитального ремонта.

Внебюджетная деятельность существует, и мне в ней очень важна транспарентность. Эти деньги находятся в ведении международного попечительского совета, на заседаниях которого мы определяем направления внебюджетных трат. То, чего мне не хватает в бесконечных отчётах перед Минкультуры, – это возможности заниматься деятельностью. Наши отчёты – в основном о том, сколько читателей к нам пришло и сколько книг мы выдали. Статистика, конечно, вещь нужная, но недостаточная. Привлечённые средства выделяются на издательскую, просветительскую деятельность, на семинары, стажировки.

Мы довольно уникальная библиотечная структура. Не думаю, что где-то в мире есть аналог публичной, научной, общедоступной библиотеки в сочетании с таким количеством международных культурных центров. Мы их создавали тоже как веяние времени. Юридически, да и политически к этому можно относиться по-разному. Мы, возможно, самый крупный агент российского влияния на диалог с другими странами. Но как это юридически отразить в документах Минкультуры и наших законах? Тогда возникла идея создать в библиотеке российский международный культурный центр. В реальной жизни это означает, что мы, обладая болгарским, французским, американским, японским, британским, турецким, голландским, еврейским культурными центрами, расширяем сферу этого сотрудничества. Минкультуры России выделяет субсидии на то, чтобы мы могли приглашать в Россию представителей Греции, Франции, Германии – переводчиков, библиотекарей, музейщиков, журналистов, благотворителей и т.п. Они приезжают, им полностью оплачивается проживание в не самом дешёвом городе мира – Москве. Для них организуется программа, но требуется, чтобы они, уезжая после такой философско-профессиональной стажировки, написали, что они увидели, поняли или нет, чем были озадачены в России. К примеру, в Болгарии есть замечательный, очень ироничный писатель Светлозар Игов. Он приехал по приглашению нашего Международного культурного центра и честно говоря был настроен с определённой долей скепсиса – всё видел, всё знает. Но когда он оказался в музее М. Цветаевой, где для него сделали специальную программу, что-то в этом скептическом взгляде растопилось. Он написал замечательное эссе о России. Это дорогого стоит. А когда мы впервые благодаря этой программе сумели привезти детей из Израиля и совместно с РГДБ сводили их на «Лебединое озеро», испекли им торт в виде книги, а потом все вместе эту книгу съели, это ведь тоже вклад в будущее. Самые сильные воспоминания – детские. И если в детстве этот ключик найден, то это замечательно.

Минкультуры поддерживает нашу инициативу, бюджет, который мы в сентябре получили на этот проект, вполне достойный – 10 млн рублей. Другое дело, что мы независимо ни от чего всё равно делали эту программу весь год – с Ираном, Китаем, Болгарией, США.

- Завершается Год культуры. Какие проекты, приуроченные к именному году, были реализованы ВГБИЛ им. М.И. Рудомино? В начале года Вы говорили о Перекрёстном годе России и Великобритании, 450-летии У. Шекспира, программе большого чтения...

Понятно, что главная тенденция сегодня – Национальная электронная библиотека, но поскольку я много езжу по провинции, то знаю, в каком состоянии находится большинство библиотек, у них нет никакого ресурса. ВГБИЛ – очень богатая библиотека и по фондам, и по возможностям, поэтому мы стараемся профессионально делиться с коллегами, придумав программу Ex Libris. Мы не берёмся за комплектование библиотек страны, это государственная задача, но можем постараться закрыть некоторые лакуны. Издавая 80 наименований в год, выпуская дополнительные тиражи за счёт средств Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям, Минкультуры России, международных культурных центров, мы поставляем лучшие книги в регионы. Это получился не просто библиотечный, а гражданско-общественный, культурно-просветительский, образовательный проект, и мы помогаем не областной библиотеке, а фактически конкретной области. На сегодняшний день мы поддержали 30 регионов, а минимум комплектов, которые пошли на каждую из этих территорий, – 20. Если считать, что средняя цена книги – 250 рублей, получается вполне серьёзно. Эта программа вовлекает и других участников, которые предоставляют свои издания, – «РОСПЭН», «Наше Наследие», «Текст» и др. Отдельный вопрос логистики, как эти книги попадают, допустим, во Владивосток? В нашем случае фонд М. Прохорова «Гражданская платформа» берёт на себя обязанность по доставке книг «от двери до двери». Сейчас мы послали в Севастополь 43 комплекта, и есть уверенность, что они дойдут.

Что ещё есть в этом проекте – Год культуры? Программа «Писатели и библиотеки», в которой участвуют такие знаменитости, как Варламов, Улицкая , Бардин, переводчики, литераторы, издатели, и всё это оплачивается.

Наши программы связаны и с У. Шекспиром, и с М.Ю. Лермонтовым. Одной из задач стало соответствие новому представлению о библиотеке. ЮНЕСКО пишет: в современной библиотеке важно просто побыть. Переводя на наш язык, это означает, что нужны ремонт, мебель, кафе, книжные магазины. Библиотека должна удивлять и организацией пространства, и своей издательской деятельностью. Издать «Бурю» Шекспира – дело нехитрое. Издать его в новом переводе – уже любопытно. Попросить А. Филиппенко прочитать в библиотеке моноспектакль, а «Кофеманию» – испечь торт «Буря» весом в 42 кг и съесть Шекспира – дерзко. Издать «Бурю» в инновационном варианте с раскрывающимися декорациями в книге – это ещё интереснее. Это действительно дорогое издание, спонсированное в том числе и бизнесом, но его покупают. И вы знаете, если такая книга остаётся в семейной библиотеке, то вопрос о бумажной и электронной книге сам собой примирительно решается. То же самое мы сделали с М.Ю. Лермонтовым.

В Коломне, где производят душистые масла и историческую пастилу времён Ф.М. Достоевского, мы сделали «Лермонтовскую коробку». Это фактор удивления. Вы открываете коробку и... слышите звуки вальса «Маскарад» Хачатуряна, видите копию шарфика Нины, ощущаете аромат духов Наталии Николаевны Гончаровой, который мы воспроизвели. После этого трудно говорить занудно о Лермонтове. Вы знаете, я никогда не представляла, что наша почти шутливая идея будет предметом профессионального интереса ЮНЕСКО. Они заказали в Коломне 40 таких коробок.

Очень важно, что мы делаем здесь, в Москве, но не менее важны региональные проекты. Наша программа «Большое чтение» прошла в Саратове, Пензе, Тарханах, Кемерово, Нижнем Новгороде, Курске, Сургуте. И мне неважно, большие это библиотеки или маленькие. Библиотека – это место встречи. Думаю, что вся программа, которая перейдёт и на Год литературы, будет связана с классикой.

Независимо от того, отменили или нет перекрёстный год, мы будем делать антологию польской поэзии, польского романа. Недавно прошёл конгресс переводчиков. До последнего момента я думала: санкции, не приедут. В итоге приехали представители 55 стран. Да, там были политические выступления на тему России и Украины: имеют право, но лучше это делать публично, чем в кулуарах.

Почему для меня очень важны многочисленные двуязычные издания, кроме того, что это хорошие интеллектуальные книги? Это идеологическая, стратегическая задача, это ведь образ России. Можно повторять: «Пушкин – великий поэт», но если человек не владеет русским языком, то он этого не поймёт. Это уникальные книги для обучения в языковых университетах.

Не так давно мы сделали Культурную карту Курской области. У губернаторов должно появиться понимание важности тютчевских, толстовских, тургеневских мест, – это ведь не что иное, как локальная идентичность территории. Это гении места, которые в экономической жизни области должны способствовать привлечению инвестиций, в первую очередь с помощью культурного туризма. Конечно, к таким проектам нужно готовиться заранее.

- В мае состоялись очередные перевыборы президента РБА. Как оцениваете деятельность Ассоциации за последние годы? В чём проблемы и пробелы в организации её деятельности на современном этапе?

Я неоднократно говорила, и могу повторить, что я за сменяемость, и вовсе не потому, что руководители РБА – не профессионалы. Возможно, их программы будут различаться, но это и есть диверсификация. Иначе при индивидуальном блеске каждого проявляется «усталость металла».

Мне не хватает отчётливо звучащего голоса нашей библиотечной Ассоциации. Это не я должна писать письмо президенту ИФЛА о том, что мы должны работать на территории культуры, а РБА. Мы ведь говорим не просто о каталожной карточке, а о смыслах. А смыслы требуют цены поступка. Этой цены поступка мне не всегда хватает в РБА. Возможно, я требую слишком много, но этого я требую и от себя.

- Не секрет, что участие отечественных отраслевых общественных организаций (и библиотечных, в том числе) в международных профессиональных Ассоциациях и объединениях по большей степени носит, к сожалению, процедурный характер. Причин этому немало: о нас мало знают, мы в основном «зациклены» на внутренних проблемах, которые западных коллег не особо интересуют, нередко существуют проблемы со взносами, языковой барьер. А есть ли направления, по которым отечественные библиотеки или российские специалисты сегодня являются безусловными лидерами? Поделитесь Вашим профессиональным видением улучшения международного позиционирования российского библиотечного дела.

Вы знаете, как всегда, правда где-то посередине. У нас самое крупное представительство на конгрессах ИФЛА, но мало кто говорит на иностранных языках, нет соответствующих компетенций. В чём была задача моего вице-президентства в ИФЛА? Увеличить количество членов, чтобы мы были видимы. Мы стали видимы. Мы – самая крупная библиотечная империя мира. В мою бытность туда приезжали министры культуры. Боюсь, что сегодня поезд уже ушёл. И ИФЛА уже не та, она очень бюрократизировалась, и ей, как и нашей ассоциации, не хватает лидера. Но у нас есть программы, то же саратовское «Большое чтение», которые вызывают колоссальный интерес в ИФЛА. Это очень важно, особенно когда «погода на дворе» не лучшая. Я не испытываю недостатка в контактах с зарубежными коллегами. Более того, мы им можем показать путь в «светлое будущее». Есть очень хорошее определение: часто Западу важна технология, а нам нужен смысл. И здесь мы, конечно, лидеры. Но лидеры должны продвигать свою точку зрения.

- Какова Ваша позиция по отношению к обновлённому проекту Национальной электронной библиотеки ? Каково участие ВГБИЛ в этом проекте?

Я не знаю, кто его обновил, хотелось бы понять, каким он был в предыдущем варианте. Я очень опасаюсь, что в конце декабря там особо нечем будет отчитаться, но дай Бог, чтобы я ошибалась. Наше участие в НЭБ несколько ограниченное, потому что мы оцифровываем переводы иностранной литературы с очень сложными вопросами авторского права, перемещённые культурные ценности. Считаю, что в век электронной культуры не важно, где книги физически находятся, важен доступ.

- Ваше мнение и оценка проекта «Основ государственной культурной политики» ?

Скажу так – хорошо, что кто-то захотел этим заняться, что у этих «Основ» была не одна и не две редакции, что её обсуждали. Хорошо бы, чтобы в «Основах» было больше, чем один абзац, о библиотеках. Это то, о чём мы уже говорили, – где голос отрасли? В 2013 г. в Санкт-Петербурге прошёл международный конгресс культуры. Там были музеи, театры, цирки, – все, кто угодно, но мало библиотек. Надеюсь, что в этом году мы объединимся и будем себя активнее позиционировать. Это всё к вопросу, насколько мы видимы.

Последний вариант «Основ», конечно, уже лучше. Меня встревожили слова, что мы не Европа, но они уже сглажены. Патриотизм – вещь замечательная, но вот был ли Лермонтов патриотом? Вы скажете: «Конечно, да!» Но с сегодняшней точки зрения – не был: «Прощай, немытая Россия». Когда мы говорим о воспитании патриотизма, то должны иметь в виду не ура-патриотизм, а гордость за своё место, с чем и связана наша программа локальной идентичности территорий. Нам нужен просвещённый гражданин, а не тот, кто выкрикивает, что ненавидит Америку, потому что она виновата во всех наших бедах.

- Чего Вы ожидаете от Года литературы?

Я ожидаю, что по прошествии Года литературы, когда мы остановим кого-нибудь на улице и зададим вопрос «Вы читали «Мёртвые души»», то получим ответ: «Да, Гоголь написал замечательное произведение» или «Мне это произведение кажется скучным». «А что вы думаете по поводу главной героини самого знаменитого романа в стихах мировой литературы?» – спросим мы. – «Вы имеете в виду "Евгения Онегина"?» – нам ответят. Я думаю, что это будет хорошим итогом Года литературы. А говоря глобально, у нас всё окрашено в литературные краски – что Год культуры, что Год литературы… А ещё я ожидаю от Года возможности примирения страстей. Конечно, наша классика, переводы, влияние русской литературы на мировую, – это всё приоритеты Года литературы. Но для меня конечная цель – та, которую я обозначила выше.

- Какие задачи Вы считаете приоритетными для библиотечного сообщества на ближайшую перспективу?

Сохраняя сеть 43 тыс. публичных библиотек страны, 117 тыс. со школьными, необходимо конкретизировать то послание, которое есть в библиотеке – для чего она? А если она ни для чего, то лучше не тратить на это силы и средства. Я ожидаю, что в библиотеке будут работать люди, которые хорошо понимают, что это за странная профессия. Ведь на самом деле это не только хранитель фонда. Это актёр, психолог, педагог, это какая-то новая специальность. Я ведь не библиотекарь по образованию. Думаю, что некий феномен успеха ВГБИЛ в том, что её создавала замечательная М.И. Рудомино. У неё было ви ́ дение. Она, рискуя положением, брала на работу людей из «бывших». У неё машинистками были фрейлины императорского двора. Вот это был риск! Она никому не обещала благосостояния, но она спасала кибернетиков и генетиков. По сути, она создала генофонд, ноосферу, которыми мы по сей день пользуемся. Он практически неискореним. Это – философия библиотечного строительства.

- Пять лет прошло после издания «Великих спутников», нет ли новых творческих замыслов?

Сейчас, как Вы заметили, я увлеклась Лермонтовым, только сейчас завершила работу «Загадки М.Ю. Лермонтова». Тема, которая меня очень волнует, – это его несоединимые личность и творчество. Малоприятный, тяжёлый человек – и гениальный поэт. Есть и другие планы. Мне посчастливилось знать множество замечательных людей, которые оказали на меня значительное влияние. Со зрелостью приходит другое восприятие жизни. Память – странная вещь, очень выборочная. Действительно, целая вереница людей оказались для меня великими спутниками – и Лихачёв, и Волошин, и Соловьёв, – они не могли не влиять на меня. Это и те люди, с которыми я познакомилась на библиотечном поприще. Это моя дружба с Людмилой Улицкой, феномен личности о. Александра Меня, который оказал на меня огромное влияние. Планы есть, было бы побольше времени, потому что пишу, в основном, в самолёте.

- Немного странно спрашивать Вас о читательских предпочтениях, уверена, что ответом на этот вопрос могла бы быть отдельная статья. Тем не менее переформулирую вопрос: какая книга из прочитанных недавно, Вас по-настоящему «зацепила»?

Вы знаете, недавно я перечитала «Силу и славу» Грэма Грина. Это очень серьёзная книга о цене поступка, о которой мы говорили. Перечитывала Егора Гайдара. Изучила всё наследие М.Ю. Лермонтова, поняла, что не очень хорошо знала этого поэта. Что меня «зацепило»? Меня «цепляет» всё время одно и то же – маленький семейный сборник А.С. Пушкина. Одно из моих любимых стихотворений, которое я часто перечитываю, – «Молитва оптинских старцев». Пожалуй, чтение в моём случае – это довольно странное занятие. Я всё время что-то читаю по долгу службы. Но правильный вопрос – что для меня важно в конце дня. Вот я Вам честно и отвечаю – томик Пушкина.

- Спасибо!

Беседовала Елена Бейлина

PS !

Екатерина Юрьевна ГЕНИЕВА, Генеральный директор Федерального государственного бюджетного учреждения культуры «Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы им. М.И. Рудомино».

· Закончила с отличием филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова.

· В 1971 г. защитила диссертацию на соискание учёной степени кандидата филологических наук по творчеству ирландского писателя Джеймса Джойса.

· С 27 августа 1973 г. работает в Библиотеке иностранной литературы, где прошла путь от старшего редактора до Генерального директора (с 26 ноября 1993 г.).

· В 1993–1999 гг. занимала руководящие должности в Международной Федерации библиотечных ассоциаций и учреждений (ИФЛА).

· С 1994 по 2010 г. являлась вице-президентом Российской библиотечной ассоциации.

· В 1996–2004 гг. – Президент Института «Открытое общество» в России.

· В 1996–2000 гг. состояла в Совете по культуре и искусству при Президенте Российской Федерации.

· В 2007 г. в Московском государственном университете культуры и искусств защитила диссертацию на соискание учёной степени доктора педагогических наук.

· Е.Ю. Гениева – автор более 200 статей и пяти монографий, в том числе трёх книг по проблемам библиотечного дела: «Трудная дорога к храму: судьба российских библиотек на рубеже веков» (2004), «Библиотека как центр межкультурной коммуникации» (2005), «Великие спутники» (2008).

· Награждена Медалью «850-летие Москвы» (1997), Орденом Дружбы (1999 г.), Медалью и Почётным дипломом ИФЛА (1999), Медалью К.Д. Ушинского РАО и Министерства образования РФ (2003), Орденом Британской Империи (Великобритания, 2007), Орденом Почётного Легиона (Франция, 2009) и др.

· Е.Ю. Гениевой присуждены степень Почётного доктора филологии Иллинойского университета (США, 2001), Премия Макса Херрмана (ФРГ, 2005), Премия P R O C ULTURA H UN G ARICA (Венгрия, 2005), Премия Федерации еврейских общин России «Человек года – 5765» (2005), Премия Фонда Гейдара Алиева (2012).

Долго болела, боролась с раком Екатерина. Но не суждено было прожить дольше. Теперь в ВГБИЛ всё будет явно по-другому. Будут ли теперь организовываться вечера, посвященные отцу Александру Меню, неизменно собиравшие полный просторный зал Библиотеки, где когда-то, в конце 1980-х, выступал и он сам? или вечера памяти о. Георгия Чистякова?.. Боюсь, что вопрос риторический.
Вот последнее интервью с ней, опубликованное неделю назад.

Волна борьбы с «западными агентами» коснулась даже Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы - Министерство культуры РФ «попросило» закрыть Американский культурный центр. Специально для «Медузы» журналист Катерина Гордеева поговорила с Екатериной Гениевой, которая возглавляет библиотеку с 1993 года, - о деятельности Министерства культуры и российской шпиономании, а также о четвертой стадии рака, решительности и ожидании смерти.
- Требования к государственным образовательным и культурным проектам становятся все более и более жесткими. На этом фоне библиотека иностранной литературы смотрится почти вызывающе: конгресс интеллигенции, книги о толерантности, концерты Макаревича, полтора десятка культурных центров иностранных государств, которые располагаются на вашей территории. В скольких вы шагах от того, чтобы стать иностранным агентом?

Я руковожу библиотекой почти четверть века. Надеюсь, мы не можем стать иностранным агентом, поскольку мы, все-таки, государственная структура. Но если смотреть на это с точки зрения нынешнего обостренного квазинационального сознания, то, конечно, мы - крупный иностранный агент. Четырнадцать международных культурных центров иностранных государств, в числе которых, страшно сказать - а-ме-ри-кан-ский. Впрочем, до сего дня ни для меня, ни для Библиотеки никаких драматических последствий всего этого еще не случилось.

- То есть, слухи о том, что Американский центр закроют остались слухами?

Это не быстрый процесс.

- То есть, это не слухи?

Понимаете, идет схватка. И исход ее пока неясен. Когда из министерства культуры поступила просьба о закрытии Американского центра, я сказала: «Хотите закрыть - ради Бога, закрывайте. Но прежде дайте мне официальную бумагу о том, что „в связи с напряженными отношениями между двумя государствами, мы решили“. Тогда уже мы будем про это говорить в другом месте и в другой тональности». Никакой бумаги, естественно, мне никто не дал. Но и решения о закрытии Американского культурного центра никто ни в каком письменном виде никогда не видел.

Вся эта история с решением или не-решением о закрытии развивается замысловато: вызвали кого-то из моих заместителей в министерство культуры и сказали, что «Вот, надо закрыть Американский центр». На что мои заместители сказали «Это к Екатерине Юрьевне». Екатерина Юрьевна позвонила в министерство культуры своим кураторам и спросила, что это все означает. Мне ответили, что было принято решение на очень высоком уровне. Я спросила «Нельзя ли узнать, на каком?» Ответа не последовало. На этом все зависло и висит до сих пор.

- О вас лично речи не шло?

Были не самые приятные разговоры: «Если вы не подчинитесь, то мы вас уволим». Я говорю «Что значит уволите?» И опять ответа не последовало. Зато последовал очень любопытный разговор с министром культуры. Господин Мединский мне в личной беседе дважды сказал «Я вам никаких указаний закрывать Американский центр не давал». Ну, вот, дальше, что называется, без комментариев.

Так что, на сегодняшний день, Американский культурный центр работает в прежнем режиме. И хотя люди, которые передавали требование закрыть Центр, говорили, что закрыть надо к 28-му мая (почему?), прошло уже больше месяца от отведенного срока и ничего не происходит, никаких насильственных действий, если не считать бесконечных проверок. Но проверок за последний год у нас, кажется, уже штук шесть было. Вот сегодня (1 июля 2015 года - прим. «Медузы») приехала очередная проверяющая комиссия.

Чем это закончится, сказать я не могу. Моя позиция заключается в том, что даже в худшие времена Карибского кризиса культура оставалась площадкой, где можно было о чем-то договориться. И я убеждена, что для престижа страны сотрудничество в области культуры - важнейшая штука.

Я не устаю об этом рассказывать каждой проверке. Говорю: «Американский культурный центр существует 27 лет. Значит, каждый год мы подписываем соответствующее соглашение с Госдепом…» И на этом месте чиновники обычно напрягаются: как это я сознаюсь в том, что подписываю соглашения с Госдепом. И я спокойно отвечаю: «Госдеп - это вообще-то министерство иностранных дел США, ничего более».

А недавно один чиновник говорит «А, вот, мы не понимали, что вы подписываете соглашение с Госдепом». Отвечаю: «А вы вообще читать умеете, если такие подписания в течение 27 лет происходят? Каждый год». И это их пугает. Американский центр в сознании кого-то (я думаю, какого-нибудь Совета по безопасности) - вещь опасная. Потому что это США. И это сразу вызывает повышенный уровень тревожности. И никто уже не слышит, что это про культуру и про образование. Всем сразу мерещатся шпионы в сердце российской библиотеки. «Возможно, - отвечаю я, - шпионы есть. Но это по другому ведомству. Мы - про культуру».

Но с такой шпиономанией можно же дойти и до того, что сама по себе библиотека иностранной литературы - вещь опасная и вредная.

Разумеется. Потому что вся наша библиотека - влияние вражеских структур на нашу замечательную культуру, идеологию и так далее. Понимаете, в этой истории очень много глупости, как часто у нас, увы, бывает. Давайте закроем Американский центр. Это будет скандал. Ну, можно сказать, никто скандалов сейчас не боится, потому что все скандалы уже у нас есть и терять нам нечего. Кому от этого станет лучше? Думаю, что никому. А если библиотеку закрыть - тем более. Но объяснить это тем, кто спит и видит закрытие центра или введение каких-то ограничений в работе библиотеки - почти невозможно. Ну, не поймут. Хотя я честно попыталась. Я написала письмо Владимиру Владимировичу Путину, которое, думаю, где-нибудь на столе у него лежит: «Вы говорите и постулируете, что готовы к диалогу. Но история с иностранными культурными центрами в нашей библиотеке - это как раз тот самый случай диалога. И потому надеюсь, что решение о закрытии одного из них или даже сразу нескольких - исходит не от вас. А от каких-то средних структур».

- Вы действительно думаете, что все эти инициативы - инициативы, что называется, на местах?

Я думаю, что и в самом министерстве культуры, и где-нибудь повыше - там все в такую раскорячку: с одной стороны, с другой стороны. Я думаю, что единого решения ни по каким действительно серьезным вопросам не существует. Я это наблюдаю в том числе и на своем примере.

Так всегда было в нашей стране? По-вашему, нынешнее время похоже на что-то, что уже с нами происходило? Кто-то говорит о 1960-х, кто-то о 1940-х.

Вы думаете, у того, что сейчас происходит в России, есть какой-то специальный план, у которого, к тому же, есть авторы?

Страшно себе даже представить, что для кого-то полная и окончательная изоляция страны - это план. Я надеюсь и даже почти уверена, что этот план не разделяем всеми, что и на самом верху по этому поводу нет единой точки зрения. То есть, с одной стороны, вот это абсолютно ура-патриотическое очень страшное направление, которое подминает под себя всё идеологическое состояние страны, а с другой стороны, нет никакого понимания, что из всего этого выйдет. Никакого окончательного решения. Мне кажется, они сами не знают, что делать. И это противоречие, эта неокончательность избранного пути, она ощущается во всем. Вот смотрите: с одной стороны, Красную площадь открыли для людей, провели книжный фестиваль, что само по себе прекрасно, первые лица страны туда пришли и на глазах у огромного количества народу покупали не что-нибудь, а книги. Книги! С другой стороны, мы слышим бесконечные назидательные разговоры о том, какие учебники истории разрешить, что читать, что не читать, какие книги вредные и так далее. И вообще вся эта антиамериканская, антизападная и (как нечто новое) антиукраинская дребедень, которая громко сейчас звучит, очень опасна: она охватила, действительно, всю страну. Кругом ненависть. И что с ней делать - неясно.

- И это тоже не план, просто так все само собою вышло?

А я не вижу последовательности в действиях. Судите сами, в этом году кончается целая библиотечная эпоха: 1 января 2016 уходит в отставку доктор Биллингтон (13-й директор библиотеки Конгресса США). У нас, в России, на самом высоком уровне решили дать ему государственную награду. Он - гражданин США, а это, с точки зрения всей этой шпиономании, какое-то отклонение от генеральной линии. Так, друзья мои, или-или? Или вот недавно вручалась высшая награда, медаль Пушкина праправнучке Александра Сергеевича Пушкина. Она тоже, вообще-то говоря, не гражданка России - гражданка Ирландии. Поэтому ответ на вопрос, где какое решение до конца принято, я думаю, не такой простой. Другое дело, что на нашей необъятной территории, где пропаганда начинает играть оглушительную роль, неизвестно, какие весы куда перетянут.

И мое личное ощущение, что там идет гораздо бОльшая схватка, чем схватка за Американский центр. Понимаете? Потому что если сейчас мы с вами начнем приводить примеры… Зимин - бред, Ясин - бред, Прохоров, перед которым официально, вы знаете, извинилось Министерство культуры - всё бред. Куда дальше-то идем?

Но стремление к самоизоляции России усердно подогревается. Все чаще говорят про особенные ценности, которые наши. А чуждые и вредные - другие…

- (смеется) Я недавно выяснила на одном из совещаний в министерстве культуры, что, оказывается, доброта, любовь, сострадание - это наши ценности. Я думала всегда, что это общие такие ценности, ан нет, оказывается - исконно русские. И там же выяснилось, что ценности импрессионизма (я не знаю, что это такое, сразу говорю, точнее, не знаю, какой смысл в это понятие вкладывал говорящий) - это не наши ценности. Я даже не понимаю, что это такое может быть.

А с чем, по-вашему, связана такая противоречивая репутация вашего непосредственного начальника, министра культуры Мединского?

Понимаете, тут тоже опять это «с одной стороны, с другой стороны». То есть, Мединский - один из самых работающих министров. Хорошо работающих, не просиживающих штаны. Но его даже не беда, а трагедия состоит в том, что у него довольно разные и часто плохие советники: они ему дают советы, которых лучше бы они ему не давали. Понимаете, короля играет свита. Вот эта свита должна бы быть там, конечно, посильнее.

Вот, сейчас он написал статью в «Известиях», что государство не обязательно должно поддерживать что-то такое, связанное с «Тангейзером». Ну, наверное. Не обязательно. Это, в общем, нужно еще понять, чего он хочет сказать. Но каждая его мысль сопровождается какими-то скандальными ситуациями.

Я уже не говорю о том, что вся эта затеянная им полемика «мы Европа, мы не Европа» ни у кого из людей либерально мыслящих энтузиазма не вызвала.

Но с другой стороны, моя личная история взаимоотношений с Владимиром Мединским - она о другом. То есть, это не моя личная история, это история вверенной мне библиотеки. Вот, например, у нас же был концерт Макаревича. Причем в самый разгар опалы. Они мне могли это запретить. Ну, я - государственный служащий, мне могли запретить. Но у нас с Мединским состоялся совершенно нормальный по этому поводу разговор. Он сказал: «Давайте мы концерт Макаревича из большого зала перенесем во двор». Я говорю: «И что это даст?» Он говорит «Это, как бы, не совсем библиотека, не совсем госсобственность». Я говорю: «Владимир Ростиславович, хорошо, давайте». В результате, что было? Все это, то есть, Макаревич звучал на всю Таганку. Ничего не произошло. Люди спокойно собрали деньги, спокойно отправили этим украинским детям, беженцам. Вот примерно так и строятся мои отношения с Мединским. И с возглавляемым им ведомством. Думаю они считают, что я не очень удобный во многих отношениях подчиненный. Но отношения у нас есть. И, видимо, будут еще.

- То есть, вам не унизительно ходить в минкульт, просить, убеждать, уговаривать, делать вид?

В том, что я хожу в министерство культуры и разговариваю с министром, в том числе, и есть моя работа. Причем, не самая плохая ее часть. Очень много препятствий хорошим делам возникает по причине армии людей с плохим образованием, плохой информированностью, большими амбициями. Они несомненно вносят свой вклад во все это торжество серого и страшного над ярким и бесстрашным. Мне тут позвонил один чиновник, из Госдумы: «ГенИева?» Ну, это я привыкла. Это нормально. Я говорю «Да, добрый день». «Мы хотим проверить Фонд Сороса». Я говорю «Дело хорошее. Только его нету» - «Да? Ну, тогда мы вас хотим проверить». Я говорю «Ну, тоже дело хорошее, только я там не работаю давным-давно» - «Да?» И он зашел, видимо, в тупик и повесил трубку.

Во всем этом, конечно, есть ощущение такой точки невозврата и полного отсутствия выхода. Кроме как обычного нашего: молись и работай. Пока есть такая возможность.

- В этом, судя по всему, состоит ваш личный план?

В том числе. Дерзких планов у меня много. Мало времени. Когда мне поставили тяжелый онкологический диагноз, я не стала делать из этого секрета ни для своих сотрудников, ни для своих кураторов в министерстве культуры. Так что мы все играли в открытую. И я могу вам сказать, что, если не подбирать длинные слова, то уважение и понимание - это именно то, что я почувствовала по отношению к себе от всех, с кем работала. А в моей родной библиотеке вообще не было ничего, кроме поддержки, сочувствия, ну и, конечно, некоторого такого испуга. Потому что понятно, что это не грипп.

- То есть, вы не стали делать из болезни никакого секрета и мы даже можем говорить об этом в интервью?

Разумеется, да. Я не из чего не стала делать секрета: ни из диагноза, ни из стадии. Я не изменила свой образ жизни, я работаю так, как я работала. Мы, можем об этом говорить настолько подробно, насколько это интересно вам и вашим читателям.

- Я понимаю, что никто никогда в жизни не ждет встречи с раком. Но, заболев, чему вы больше всего удивились?

Знаете, наверное, тому, каким образом поставлен диагноз. Для меня ведь, как и для любого человека болезнь эта оказалась совершенно неожиданной. И то, как она пришла ко мне - потрясающая история. Ведь диагноз мне поставила портниха. Хотя, понятное дело, я девушка не деревенская и ко всяким врачам типа итальянских, американских, отечественных периодически ходила, и они мне все говорили «У вас все в порядке». И вот я приезжаю в город Курск, и вдруг моя замечательная портниха, к которой я хожу уже десять лет, так задумчиво на меня посмотрела и говорит «Екатерина, что у вас с животиком? " Я говорю «Не знаю, наверное, я поправилась или похудела». Она говорит «Нет, я знаю форму вашего тела. Пойдите к врачу». Это потрясающая история. Она заметила несимметричность моего живота и сразу все поняла.

- Это история о профессионализме.

Возможно. Она увидела то, что никто не видел. Увы, было поздновато. Хотя докторам израильским я очень благодарна за ясность картины, за правду о моем состоянии и как раз за профессионализм. Они не рассказывают о себе мифы и не погружают тебя в мифы. Когда я первый раз была у своего онколога, я говорю «Вы скажите, а, вот, какая (я ей даже не успела договорить) стадия?» Она говорит «Четвертая, последняя». Понимаете?

- Почему вам это так важно? Многие, наоборот, боятся услышать…

Мне это помогло собрать свои внутренние силы. И не потерять в течение этих четырнадцати месяцев работоспособность. И переносить и химию, и операции, понимая, сколько это продлится и что со мной происходит.

Никто не виноват, что метастазы мои снова рванули, и они сейчас, в общем, побеждают. Но доктора опять что-то придумали. Нашли и предложили использовать какое-то новое лекарство совершенно убийственное. Прошлая химиотерапия по сравнению с этим - просто баловство какое-то.

- Они обсуждают с вами тактику лечения?

Разумеется. Я же пациент, живой человек. У меня есть свое мнение, я участвую в лечении. Но самое главное, что я могу сказать про них совершенно отчетливо, у них есть отношение к болезни не как к терпению. Тебе надо все максимально облегчить. Никаких страданий. Борьба с болезнью - да. Боль, страдание - нет. И именно поэтому, пока у меня есть возможность выбирать, где мне лечиться, здесь или там (хотя, у нас замечательные специалисты), я выберу, конечно, Израиль.

- Но все равно же будут обвинять в отсутствии патриотизма?

Это связано не с патриотизмом, а с качеством жизни во время лечения. Это важно.

Екатерина Юрьевна Гниева (1 апреля 1946, Москва - 9 июля 2015) - российский филолог, библиотечный, культурный и общественный деятель, эксперт ЮНЕСКО, член федерального гражданского комитета партии Гражданская платформа, директор Института толерантности. Генеральный директор Всероссийской библиотеки иностранной литературы с 1993 по 2015 год, всего в этой библиотеке работала 43 года.

Биография

Родилась в семье актёра Юрия Ароновича Розенблита (1911-2002) и хирурга Елены Николаевны Гениевой (1917-1982). Родители вскоре расстались, мать устроилась на работу в медсанчасти ИТЛ в Магадане, и Катя провела раннее детство у бабушки. Бабушка, Елена Васильевна Гениева (урождённая Кирсанова; 1891-1979), в 1921-1926 годах ежегодно отдыхала в «Доме поэтов» Максимилиана Волошина в Коктебеле, состояла в переписке с рядом деятелей русской литературы; её корреспонденция 1925-1933 годов с С. Н. Дурылиным была издана отдельной книгой («Я никому так не пишу, как Вам». М.: Рудомино, 2010. - 525 с.). Дед, инженер-гидролог Николай Николаевич Гениев (1882-1953), автор монографии «Водоснабжение железнодорожных станций» (М.: Огиз, 1932. - 484 с.) и учебника «Водоснабжение» (М.: Госстройиздат, 1950 и 1958. - 578 с.).

Окончила филологический факультет МГУ (1968), кандидат филологических наук (1972, тема «Художественная проза Джеймса Джойса»), в 2006 г. защитила докторскую диссертацию на тему «Библиотека как центр межкультурных коммуникаций» по специальности 052503 «Библиографоведение и книговедение (педагогические науки)». Специалист по английской прозе XIX-XX веков. Автор статей и комментариев, посвящённых творчеству Чарльза Диккенса, Джейн Остин, Шарлотты и Эмили Бронте, Джеймса Джойса, Вирджинии Вулф, Сьюзен Хилл и других авторов.

С 1972 г. работала во Всесоюзной государственной библиотеке иностранной литературы. С 1989 г. первый заместитель директора, с 1993 г. генеральный директор. Вице-президент Российской библиотечной ассоциации, первый вице-президент Международной федерации библиотечных ассоциаций и учреждений - IFLA (с 1997).

За годы руководства Гениевой в «Иностранке» открылись 14 зарубежных культурных центров (от французского и британского до болгарского и иранского), а также институт толерантности, отделы детской, религиозной литературы и изданий русского зарубежья, издательство, где выходили публикации редких авторов.

С 1995 года Гениева была одним из руководителей культурных программ Института «Открытое общество» (фонда Сороса) в России (в должностях председателя исполкома, президента, председателя Стратегического правления).

Гениева была президентом Российского фонда Сороса (институт «Открытое общество»), вице-президентом Международной федерации библиотек (IFLA), членом Комиссии РФ по делам ЮНЕСКО, президентом Российского совета по культуре и искусству, президентом Московского отделения Союза англоговорящих (ESU), членом редколлегий журналов «Иностранная литература» и «Знамя», в разные годы входила в редакционные советы и коллегии журналов и газет «Детская литература», «Библиотека», «Русская мысль» и др.

Скончалась 9 июля 2015 года в Израиле, где проходила лечение от рака. Похоронена на Введенском кладбище в Москве.

Семья

  • Муж - Юрий Самуилович Беленький (род. 1945), архитектор и инженер-строитель.
  • Дочь - Дарья, жена директора Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) А. К. Сорокина.

Награды и премии

  • Орден Дружбы (Россия) (1999)
  • Орден Габриэлы Мистраль (Чили, 2002)
  • Орден Британской империи, офицер (2007)
  • Орден «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия» (2007)
  • Орден Почётного легиона (2009)
  • Орден Заслуг pro Merito Melitensi (2010)
  • Крест Признания (Латвия)
  • Орден Восходящего солнца III степени (Япония, 2015)
  • Медаль «В память 850-летия Москвы» (1997)
  • Медаль К. Д. Ушинского (Министерство образования и науки Российской Федерации, 2003)
  • Орден За достижения в области культуры (Бразилия)
  • Знак отличия Министерства культуры Венгрии «Pro Cultura Hungarica»
  • Лауреат премии «Человек года» (Федерация еврейских общин России, 2005).

Память

В 2016 году в Москве, при входе в Библиотеку иностранной литературы, был открыт памятник Е. Ю. Гениевой (автор идеи - продюсер и режиссёр Григорий Амнуэль).

Сочинения

  • Гениева Е. Ю. Трудная дорога к храму: Судьбы российских библиотек на рубеже веков / Е. Ю. Гениева. - М.: Текст, 2004. - 192 с. - 1 500 экз. - ISBN 5-7516-0422-9. (в пер.)
  • Гениева Е. Ю. Библиотека как центр межкультурной коммуникации / Е. Ю. Гениева. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008. - 208 с. - 1 000 экз. - ISBN 5-8243-0731-8. (в пер.)
  • Гениева Е. Ю. И снова Джойс / Е. Ю. Гениева. - М: ВГБИЛ им. М. И. Рудомино, 2011. - 366 с. - 1000 экз. - ISBN 978-5-91922 - 001 - 5